– А вы поставьте себя на мое место… Я только что приехала. Мне не хотелось поднимать шума, чтобы у кого-то были неприятности. Мне хотелось скорее начать работать и позабыть об этой встрече.
Мин без особой убежденности покачал головой. Мойра набралась смелости.
– А вы-то сами знаете, чего они добивались? – отважилась она спросить, выдержав его взгляд.
Глаза Мина еще больше сузились.
– Есть у меня одна мысль… Вы в курсе, как вообще функционирует Гонконг?
Она отрицательно помотала головой.
– Шестьдесят процентов городского капитала контролируют тридцать семей. Гонконг был, есть и будет собранием влиятельных фамилий и кланов. Что с Китаем, что без него. Все они соединены между собой браками или другими родственными связями. В каждом клане насчитывается не одна сотня человек. Во главе клана обычно стоит патриарх или матриарх, у которых нет никакого официального статуса. Вы, разумеется, слышали о Черепашках Ниндзя? Так вот, Черепашек Ниндзя придумал один из гонконгских фабрикантов игрушек. Когда же двое его сыновей затеяли склоку с привлечением адвокатов, сразу стало ясно, что важные решения принимает не административный совет, а патриарх клана, официально не имеющий никаких полномочий… Эти семьи владеют миллиардами долларов, у них больше «Роллс-Ройсов», чем во всей Великобритании, им принадлежит политическая власть и земля… Это они сделали Гонконг самым дорогим городом мира.
Он прощупывал Мойру, выведывал ее намерения.
– Даже китайские власти обломали себе зубы, пытаясь переломить ситуацию, породившую общество наибольшего неравенства на планете. Вы видели все эти замызганные небоскребы, улицы-ущелья, крошечные жалкие квартирки, в которых ютятся большие семьи? Что бы там ни говорили западные журналисты, а в Гонконге нет ни демократии, ни нормального управления. И Китай тут ни при чем. Олигархи Гонконга не желают ни с кем делиться ни властью, ни деньгами. Но приток китайского капитала для Гонконга – настоящая находка. Необходимость. И получается, что одни нас приглашают и поддерживают, а другие вставляют нам палки в колеса и пытаются нас ослабить.
На лице Мина она заметила тень досады.
– Вы должны были сказать мне об этом, Мойра.
Суровый тон его слов хлестнул ее, как плетью. Втянув голову в плечи и залившись румянцем, она спросила:
– Откуда вы узнали?
– Не только у гонконгской полиции повсюду есть уши. Вы должны были сказать мне об этом, – повторил Мин. – У нас, китайцев, существует понятие, о котором европейцы позабыли: доверие. Для вас доверия просто не существует. Все остерегаются всех. Поэтому вам нужны контракты, где все прописано черным по белому, положение за положением, до мельчайших деталей. У нас же, даже если на кону миллиард, мы встречаемся и договариваемся между собой устно. Потом бюрократам позволяют занести все на бумагу, но исключительно для того, чтобы соответствовать международным стандартам.
Он выдержал долгую паузу. Его черные радужки все так же пристально изучали ее.
– Доверие – это фундамент, на котором стоит «Мин инкорпорейтед». Мне необходимо доверять всем моим сотрудникам, сверху донизу. Это принцип основополагающий и неопровержимый.
Мин покончил с супом и снова заглянул Мойре в глаза. Голос его зазвучал глухо, словно издали, с другого конца туннеля:
– Теперь я могу доверять вам, Мойра?
27
Когда они вышли из ресторана, на улице погромыхивал гром. Снова начался дождь. Небо извергало воду; она поливала облупленные фасады и ручьями стекала по вывескам, сплошным ковром покрывавшим стены. Даже звукоизолированная кабина автомобиля отзывалась на громкий стук крупных капель.
Вторую половину дня Мойра провела в Центре в компании DEUS’а, замечая, что общение с ним доставляет ей все больше удовольствия. Она знала, что по мере того как она тестировала его способности и скорость восприятия, нейронная сеть, со своей стороны, укрепляла связи с уже полученными навыками, и он становился все совершеннее. Кто-то однажды сказал: «Никогда не смейтесь над дебютирующим представителем искусственного интеллекта». Три года назад «Майкрософт» объявил, что его искусственный интеллект способен распознавать все слова, произнесенные с ошибками, которые часто допускают люди. Задачей Мина и DEUS’а было пойти еще дальше. Считалось, что к 2022 году в обиход будут введены 7,5 миллиарда виртуальных помощников. Тот, кто опередит всех на этом рынке, станет властелином мира.
Между тем Мойра уже дважды пыталась поговорить с Лестером. С DEUS’ом что-то не ладилось. Но ей всякий раз отвечали, что нигде Лестера не видели. Уже под вечер она вышла из своей застекленной кабины и отправилась к Игнасио.
– Ты не знаешь, где Лестер?
Испанец равнодушно поднял на нее глаза.
– Я его сегодня не видел. Может, он взял отгул…
На экране висела игра «Форнайт бэттл ройял».
– Ну что, ты выигрываешь? – спросила она.
– Рутина заела… не знаешь, как время убить, – начал оправдываться он. – А что до твоего вопроса, то в этой игре я – жертва.
Мойра вернулась к себе в кабину и снова взялась за работу. Сегодня она решила уйти пораньше. Надев дождевик – малоэстетичный, но такой же необходимый в этом климате, как головной убор в Сахаре, – вышла из здания. Через час с небольшим гроза отправилась греметь дальше, а когда Мойра входила в свой дом в Хэппи-Вэлли, дождик едва накрапывал. Привратник поднял глаза. Судя по тому, что сидел он спиной к экранам камер слежения, заглядывал он в них нечасто.
В лифте Мойра снова подумала о Лестере. Сунув ключ в замочную скважину, она сразу его вытащила, толкнула дверь на пожарную лестницу и спустилась на этаж. Квартира 20. Мойра нажала кнопку звонка. Прошло несколько секунд, дверь открылась, и Мойра испытала шок: лицо начальника отдела было серым и каким-то перекошенным, красные глаза слезились. Такое лицо бывает у человека, получившего какое-то ужасное известие: о смерти близкого или о неотвратимой собственной смерти. На миг ей захотелось извиниться и уйти. Налитые кровью глаза Лестера пытались разглядеть что-то в коридоре, за плечом Мойры, потом остановились на ней.
– Привет, – сказал он бесцветным голосом.
– Привет. Ээ… я пришла узнать, всё ли у тебя в порядке. Тебя сегодня никто не видел в Центре…
– Я знавал и лучшие дни…
Может, он болен? В его глазах читались страх и сильнейший стресс. На секунду Мойра заподозрила, что у него рак.
– Заходи, – сказал Лестер. – Как ты посмотришь на то, чтобы выкурить сигаретку у меня на балконе?
Он шагнул в сторону, чтобы дать ей пройти. Планировка его квартиры в точности повторяла планировку ее жилища: та же мебель в гостиной, тот же телефон, телевизор, аудиоколонки производства «Мин инкорпорейтед». Лестер толкнул раздвижную дверь, и они вышли на крошечный балкон, откуда открывался вид на небоскребы Хэппи-Вэлли, расположенные как попало. До них долетала какофония городских звуков. Лестер протянул ей пачку «Мальборо» и повернул голову в сторону тревожного городского пейзажа. Ей показалось, что от этого он совсем пал духом. Вид у него был потерянный: вот-вот расплачется.