В дебрях Борнео - читать онлайн книгу. Автор: Эмилио Сальгари cтр.№ 33

Ближе и ближе крались темные тени. Все гуще становились ряды даяков там, внизу, совсем близко к укрепленной позиции. А лагерь Сандакана, казалось, вымер. Ни звуком, ни шорохом не выдавали себя осажденные, и в этом загадочном молчании было что-то грозное.

Янесу, внимательно наблюдавшему с импровизированного бастиона за движениями осаждавших, было ясно видно, как по временам подползавшие к лагерю даяки, смущенные царившим там мертвым молчанием, словно растерявшись, приостанавливались, даже чуть подавались назад. Но нападающими руководила опытная рука: далеко-далеко внизу, там, куда не могла долететь ни картечь, ни пуля самого дальнобойного карабина, там, среди кустов, Янес различал фигуру, при виде которой взор его застилал кровавый туман. Это был Теотокрис.

— Чего ждет Сандакан? — недовольно бормотал Янес, глядя, как беспрепятственно даяки занимают все подступы к Кайдангану. — Мы могли бы уже отбить их. А то, чего доброго, придется драться врукопашную…

— А ты не любишь этого, друг? — засмеялся Каммамури, слышавший слова раджи Ассама.

— Нет, отчего же? — ответил тем же ворчливым тоном Янес. — Но, милый мой, когда приходится биться лицом к лицу, всегда приходится приносить что-нибудь в жертву.

— Нести большие потери, ты хочешь сказать! — удивился Тремаль-Наик, никогда еще не слышавший от португальца сентиментальных сожалений о павших в боях воинах.

— Кто говорит об убитых и раненых? Солдаты на то и солдаты, чтобы умирать в боях! — пожал плечами Янес. — И притом, ведь наши солдаты — не наемники, соблазненные жалованием, как англичане, и не насильно завербованные в войска рекруты, оторванные от своих семей и посланные на убой… Наши молодцы — добровольцы, для которых жизнь немыслима без битв, а битвы — без опасностей…

— Но о какой тогда жертве ты говоришь?

— Вот! — ответил Янес, вынимая изо рта новую сигару и показывая ею куда-то в сторону, так что Тремаль-Наику показалось, будто португалец указывает на кого-то из малайцев Сандакана, ассамцев или негрито.

— Не понимаю. Назови по имени! — сказал Тремаль-Наик.

— По имени? По фамилии — могу. Имени не помню. Гавана! Из славного рода душистых сигар. Вот та жертва, которую, боюсь, мне придется принести, если этот дикий Сандакан вздумает потешиться и допустит этих демонов-даяков близко к лагерю и дело дойдет до рукопашной схватки! Я только что раскурил ее, нашел, что она превосходна, а тут какой-нибудь отчаянный даяк еще ухитрится вышибить ее у меня изо рта ударом своего криса…

— Успокойся, дружище! — засмеялся подошедший Сандакан. — Попытаемся сохранить твою сигару. Я только жду, когда даяки будут вон у той скалы. Видишь?

— Вижу. Уже близко! — проворчал Янес, зорко наблюдая за все приближающимися к брустверу даяками.

— Огонь! Картечь! — крикнул громовым голосом Сандакан, взмахнув в воздухе своим тяжелым блестящим клинком.

В тот же миг брустверы покрылись дымом и озарились вспышками огня. Огненные снопы, вырвавшись из жерл заряженных картечью спингард, казалось, протянулись до самых рядов подступивших даяков.

— Залпами! Целься! Пли! — спокойно и уверенно командовал Сандакан, стоя во весь свой рост на парапете бруствера и глядя на результаты действия убийственного огня, буквально сметавшего с лица земли сотни даяков; благодаря их близости, ни один выстрел защитников укрепления не пропадал даром, ни одна пуля не миновала цели.

— Залпом! Пли! Залпом! Пли! — раздавались команды.

И опять грохотали кровожадные спингарды, и опять трещали ружейные выстрелы.

Трудно было бы непосредственному наблюдателю этого боя сказать, сколько времени он продолжается. Казалось, целые часы грохочут выстрелы, с неумолимой меткостью направляемые в толпы даяков. Казалось, целые часы царит смерть над идущими на приступ.

На самом же деле бой, благодаря принятой Сандаканом тактике, длился всего несколько минут и закончился полным разгромом противника.

Дело в том, что Сандакан выждал, когда масса врагов, подбираясь к укреплению, столпится на небольшом плато, имевшем лишь два выхода: вперед, к осажденным, и назад, к подножию Кайдангана. Оба эти выхода представляли собой тропинки, по которым одновременно могли пройти только два—три человека. Поэтому, когда град ружейных пуль и картечи обрушился на даяков, теснившихся на этом плато, нападавшие сразу оказались в отчаянном положении: всех, кто пытался перебежать вперед по узкой тропинке, расстреливала в упор, буквально рвала на части картечь из спингард. Когда же главная часть даяков в панике ринулась назад, то оказалось, что для толпы в несколько сотен человек физически не было возможности воспользоваться тропкой, пропускавшей не больше двух—трех человек одновременно. А люди напирали и напирали. Естественно, что у выхода образовалась свалка, одни падали, другие наваливались на них, загораживая дорогу. С бастионов было видно, как десятки крайних даяков, отчаянно цеплявшихся за товарищей, срывались с плато вниз, в зияющую пропасть и как их тела при падении оставляли кровавый след на острых, как клыки фантастического зверя, скалах.

Вероятно, и распоряжавшийся боем Теотокрис видел, в какую ловушку попал посланный им на приступ отборный отряд. Грек метался из стороны в сторону, кричал, отдавая какие-то распоряжения. Видно было, как некоторых пробегавших мимо него беглецов он бил своей длинной саблей, стараясь остановить.

— Эх, хорошо бы эта греческая обезьяна сама подошла поближе! — вслух мечтал Янес, следивший в бинокль за овладевшей даяками паникой.

— Он не так глуп! — ответил Тремаль-Наик. — Но все-таки он в пылу гнева приблизился к нам. Попробую я свое искусство. Может быть, пуля долетит.

— И я! — схватился за ружье Янес, на глаз определив, что Теотокрис, пожалуй, и в самом деле находится на расстоянии ружейного выстрела.

Два выстрела слились в один. Две пули пронеслись над головами запрудивших плато даяков.

— Недолет! — проворчал с досадой Тремаль-Наик, видя, как шагов за десять от суетившегося Теотокриса пуля его карабина, ударившись о рыхлую скалу, бессильно упала, подняв лишь маленькое облачко беловатой пыли, напоминавшей дым.

— Перелет! — в тот же момент откликнулся Янес, пуля которого просвистела у самых ушей Теотокриса. — Эх, досадно! Промахнулся, хотя со мной это редко бывает! А впрочем, я ведь целился этому ловцу губок в лоб. Значит, все равно, толку бы не было!

— Почему? — удивился Тремаль-Наик.

— А потому, что у Теотокриса лоб из меди! Они рассмеялись.

Тем временем у их ног заканчивался последний акт драмы, разыгравшейся на небольшой горной площадке, которая оказалась столь роковой для даяков: все, кто не был расстрелян, успел или скатиться в пропасть, или бежать к подножию горы, уходя из-под выстрелов защитников Кайдангана. Только немногие раненые перебрались ползком, в отчаянии пытаясь укрыться от настигавших их повсюду пуль между камнями, в щелях скал, в политой кровью чахлой траве.