– Думаешь, он ее сохранил? – осторожно спросила Рене у нее в тот день, когда мы улетали в Майами.
– Она у него. Я знаю, – ответила Нони. Наша мать в своем горе стала упрямой. Мы больше не беспокоились о возможном возвращении Паузы, хотя бы это слегка утешало. – Если вы не сможете найти перчатку, то знайте, что просто не там искали.
Только я не знала, что хочу. Я не помнила, что было у Джо и что из его имущества будет значимым для меня. Я хотела все, но не могла заставить себя взять хотя бы самую малость.
– Что мы будем делать с одеждой? – прокричала я через плечо, хотя и негромко.
Никто из сестер не ответил. Я сдернула с окна полотенце, оно упало, подняв облачко пыли, и я заслонила глаза рукой от внезапно ворвавшегося яркого света.
За шкафом стоял высокий комод. В нем было много ящиков, и я одновременно и хотела, и не хотела знать, что там внутри. У меня не было права лезть в секреты Джо, но я чувствовала, что должна защитить его от возможной неловкости; если там будет что-то дурное, то, что Джо хотел бы спрятать от глаз Нони, порно или наркотики, то я унесу это и уничтожу. Спущу в унитаз, засуну к себе в сумку и утоплю в море. Я ощутила внезапную сильную тошноту при мысли о том, что Кэролайн и Рене могли бы найти в моей спальне в случае моей внезапной, неожиданной смерти.
Но я нашла только трусы-боксеры, носки, белые майки, все еще в упаковках, ремни, джинсы, шорты – кучу шортов, клетчатых, льняных и хаки. И вдруг в глубине самого последнего ящика я нашарила маленькую коробочку. Я вытащила ее на свет. Она была голубой, безупречно-небесного цвета. На крышке черными буквами было написано «Tiffany & Co». Коробочка казалась новехонькой, углы были острыми, поверхность чистой.
Я присела на кровать, сжимая ее в руках. Она, казалось, поглощала свет и сама светилась глубокой синевой изнутри. Я открыла крышку. Внутри была еще одна коробочка, обтянутая темно-синим бархатом. Я осторожно приподняла пружинную крышку, и там, в бархатной щели, утопало самое красивое кольцо, которое я когда-либо видела. Бриллиант, большой и круглый, меньше, чем был у Сандрин, но какой-то более сияющий, окруженный полоской мелких бриллиантиков. Все вместе впитывало в себя свет комнаты и отражало его, усиливая в сотни, тысячи раз. Казалось, кольцо пылало, и я уронила его на кровать.
* * *
Немного погодя я вернулась в гостиную.
– Что ты там делала? – спросила Рене.
– Убиралась в спальне Джо.
Я сжала коробочку в руках и на самую быструю, короткую секунду подумала, не засунуть ли просто ее в карман джинсов и не забрать ли с собой в Нью-Йорк. Но я понимала, что это было бы неправильно.
– Смотри, что я нашла, – сказала я, протягивая коробочку на ладони.
– Голубой Тиффани, – заметила вошедшая с кухни Кэролайн. – А что внутри?
– Бриллиантовое кольцо. Помолвочное.
Рене уронила наполовину полный мусорный мешок.
– Это Сандрин?
– Нет, – ответила я. – Оно совершенно новое.
– Ты уверена? – усомнилась Рене.
– Да, уверена. Сандрин оставила свое себе. Помнишь? И посмотри, посмотри на коробочку.
Я протянула ее, но не сделала к Рене ни шага. Она сама шагнула и взяла коробочку с моей ладони. Подняла крышку и присвистнула.
Мы все трое молчали, не отрывая взгляд от кольца. И молча задавали себе один и тот же вопрос.
– Это?.. – выдохнула Кэролайн. – Та женщина, что была с ним? Детективы говорили нам про Луну Эрнандес, женщину, которая бросила его той ночью одного.
– Детективы сказали, что они с Джо были знакомы совсем недолго, несколько месяцев, – повернулась Рене к Кэролайн. – Не хотел же он жениться на ней?
– Я… Я не знаю, – сказала Кэролайн и протянула вперед руку. – Погоди.
Она метнулась на кухню и вернулась с поляроидным снимком. Кэролайн положила фотографию Джо и Луны на кофейный столик, и мы сгрудились вокруг, рассматривая ее. Все молчали. Откуда-то из глубин здания до нас доносилось приглушенное позвякивание лифта.
– Вы только посмотрите, – сказала Рене. – Как вы думаете, сколько ей лет? – Сестра, казалось, вся слегка вибрировала, как ракета за секунду до старта. – И эта женщина, которая бросила его, оставила его умирать, он что, собирался сделать ей предложение? – У Рене тряслись руки. Она опустилась на диван. Мусорный мешок упал на пол со звоном осколков. – Джо оставил завещание? – спросила Рене. – Нам надо срочно найти его адвоката. Это может быть важно. – Она смотрела прямо на кольцо, как будто разговаривала именно с ним, и оно ей отвечало. – Эта женщина знает? Я имею в виду, она знает, насколько Джо был серьезно настроен?
– Рене, ты считаешь, она… что-то сделала? – спросила Кэролайн.
Она уставилась сперва на Рене, потом на меня с выражением растерянного пассажира, только что осознавшего, что сел не в тот поезд.
– Полиция говорила с ней. И отпустила ее, – произнесла я. – Даже не думай ничего такого. Он упал. Поскользнулся. Пол был мокрый, сказали полицейские. Это была ужасная, жуткая случайность.
– Фиона, я не знаю, – прошептала Кэролайн.
Я видела, как Кэролайн охватывает извечная паранойя Рене, как колеса начинают раскручиваться. Так часто бывало, когда Рене предупреждала нас об опасности. Не ставьте пластик в микроволновку. Делайте зарядку по двадцать минут каждый день. Никаких трансжиров. Я знала, что мы должны были послушать ее насчет Джо и наркотиков, но это не значило, что мы должны слушать ее сейчас. От мысли, что Джо любил Луну, мне становилось на самую капельку лучше, и этого оказалось достаточно, чтобы поверить в это. Тут, перед нами, лежала самая волшебная из всех сказок – тайное кольцо, невинная девушка, истинная любовь.
– Рене, ты всегда думаешь о худшем, – сказала я. – Они любили друг друга. Она просто ошиблась. Она была в ужасе, когда ей сообщили, – вы же слышали, что сказал полицейский?
– Фиона, Джо говорил тебе хоть раз, что встречается с кем-то? – спросила Рене.
Джо звонил мне воскресным утром, всего за неделю до смерти. Каким-то образом он узнал о моем блоге и вычислил, что Последний Романтик – это я. «Думаю, что хорошо ее знаю, – сказал он. А потом: – Фиона, зачем? Зачем ты это делаешь? Это обесценивает тебя». И это было совершенно невыносимо – его осуждение, непонимание сути проекта. «Найди кого-то, кого ты полюбишь», – сказал он под конец, и его голос был искренним и серьезным, я раньше такого не слышала. Может быть, эта уязвимость и вызвала мою ярость. Джо обманывал свою невесту, врал сестрам, имел от меня секреты, отдалялся от нас год за годом, пока мы жили в одном городе, а потом уехал и бросил нас всех, как будто мы ничего не значили для него. Как будто мы, его сестры, были в том же положении, что соседи по общежитию и коллеги. Кто он был такой, чтобы учить меня, что такое любовь? Я не желала слушать его голос и его осуждения и повесила трубку.