Орфей, Лин
[141], Тамирис
[142], Мусей
[143], предшественники Гомера, писали только стихами. Гесиод, современник Гомера, создал свою «Теогонию» и поэму «Труды и дни» в стихах. Гармония греческого языка столь властно влекла людей к поэзии, что правило, втиснутое в стих, легко запечатлевалось в памяти; законы, предсказания, мораль, богословие – все было в стихах.
О Гесиоде
Он использовал сказания, которые издавна были распространены в Греции. По беглой манере его рассказа о Прометее и Эпиметее ясно видно, что он полагает, что их имена хорошо знакомы всем грекам. Он упоминает их для того лишь, чтобы показать, что человеку надлежит трудиться и что ленивая праздность, к которой другие толкователи мифов сводили блаженство человека, есть посягательство против порядка, установленного Верховным Существом.
Попытаемся познакомить здесь читателя с его басней о Пандоре, слегка изменив, впрочем, первые ее строки в согласии с представлениями, полученными нами после Гесиода, ибо ни одна мифология никогда не была единообразной:
В седую старину похитил Прометей
[144] Божественный огонь и одарил людей.
Так искры разума, что движет всей Вселенной,
В наследство перешли к людской породе тленной.
Юпитер в ярости вскричал: За этот грех,
Предатель мерзостный, я накажу их всех!
Вулкана он призвал; тот сотворил Пандору.
С Венерой сходная, очарованье взору,
Цвела прелестница небесной красотой.
К ней неотступно льнул амуров легкий рой;
О тайнах женского изящного убора
Все ей поведали три Грации и Флора;
Дар красноречия Минерва поднесла;
Уменье властвовать Юнона припасла;
Меркурий научил соблазнам неустанным,
Предательству в любви, бессовестным обманам,
И ученицею учитель побежден.
Людскому роду был сей страшный дар вручен,
И грозные слова промолвил бог гневливый:
– Вот наказанье вам; его любить должны вы.
Ларец диковинный Пандоре он послал.
В каменьях дорогих, тот ярче звезд блистал.
– Должно быть, скрыты в нем, в ларце бесценном, клады:
То знак любви богов. Они осыпать рады
Благами род людской. Мы станем, наконец,
Бессмертны, как они. – В единый миг ларец
Пандорою открыт, и все бичи природы
На волю вырвались. В далекие те годы,
Живя в неведеньи, знал счастье человек,
И долог, долог был его беспечный век,
Затем что нищета, пороки и тревога
Бежали в трепете прочь от его порога.
Душой и сердцем чист, он радовался дням,
и т. д.
Если бы Гесиод всегда писал так, насколько бы он превзошел Гомера!
Вслед за тем Гесиод описывает пресловутые четыре века, упоминание о которых мы впервые находим именно у него (во всяком случае, среди древних авторов, дошедших до нас). Первый век предшествует появлению Пандоры, это времена, когда люди и боги жили вместе. Железный век – век осады Фив и Трои
[145]. «Я живу в пятом веке, – говорит Гесиод. – О, как бы я хотел не родиться». Сколько людей, угнетенных завистью, фанатизмом и тиранией, повторяли эти слова вслед за Гесиодом!
В поэме «Труды и дни» встречаются пословицы, оставшиеся навечно, вроде «Горшечник завидует горшечнику»; Гесиод добавляет: «Музыкант – музыканту и даже нищий – нищему». Здесь же мы находим впервые басню о соловье, попавшем в когти ястреба
[146]. Тщетно поет соловей, чтобы того разжалобить, ястреб его сжирает. Гесиод заключает не что «голодное брюхо глухо», но что тирана не поколебать талантом.
В его поэме можно почерпнуть сотню правил, сделавших бы честь Ксенофонтам
[147] и Катонам
[148].
Советы Гесиода земледельцу удостоились подражания Вергилия
[149]. Есть также прекрасные места и в «Теогонии». Амур, который рассеивает хаос, Венера, которая, будучи рождена в море от детородного члена божества, вскормлена на земле и всегда сопровождаема Амуром, соединяет в себе воедино небо, море и землю – символы поистине восхитительные.
Отчего же Гесиод прославился меньше Гомера? Мне кажется, что при равных их достоинствах греки должны были отдавать предпочтение Гомеру; он пел ратные подвиги и победы, одержанные над азиатами, извечными их врагами. Он прославлял царствующие дома Ахеи и Пелопоннеса, он описывал самую памятную войну первого европейского народа против нации, которая из всех известных в ту пору азиатских народов достигла наивысшего расцвета. Его поэма одна почти осталась памятником той великой эпохи. Не было города, не было рода, который не почитал себя прославленным тем, что его имя упомянуто в сих скрижалях доблести. Уверяют даже, что долгое время спустя после Гомера некоторые тяжбы греческих городов касательно пограничных земель решались по его стихам. После смерти он стал судьей тех самых городов, где, по преданию, нищенствовал при жизни. Это также подтверждает, что поэты у греков появились задолго до географов.