Посреди жизни - читать онлайн книгу. Автор: Дженнифер Уорф cтр.№ 34

– Эвтаназия запрещена законом, – напомнила я ему.

– Это так, но зато есть вполне законное предварительное распоряжение, гласящее, что, начиная с определенного момента, не должно проводиться никаких медицинских вмешательств. Она имеет полное право отказаться от дальнейшего лечения.

– Так и есть. Но с какого момента, на ваш взгляд, ей следует от него отказаться?

– Сейчас, конечно. Ей уже не станет лучше, ясно же. Она прожила хорошую жизнь, дожила до хорошего возраста. Пора сложить оружие.

– Но ваша мама не считает, что это конец.

– Вот этого я и не могу понять. У нее всегда был такой ясный ум, такая уверенность в своих принципах. Она прекрасно знает, что точка невозврата уже пройдена и лечение сейчас может причинить ей больше страданий, чем сама болезнь. Но сейчас она не способна это принять, она буквально свирепеет и прилюдно унижает меня. Несколько недель назад у них с Эвелин разгорелся скандал по тому же поводу. Эви рассказала мне об этом, но я-то думал, что это просто их очередная ссора – понимаете, они всегда достают друг друга. В общем, я точно больше не приду к ней сюда, чтоб выслушивать ее крики, – сказал он расстроенным тоном и встал, чтобы уйти.

Я сказала ему, что его мать сердится, потому что боится. Наверное, скоро она остынет. И я выразила надежду, что они с Эвелин все-таки будут приходить, потому что в конце жизни каждому нужно, чтобы рядом были близкие.

Как только закончились часы посещений, миссис Каннингем подозвала меня.

– Позовите медицинского консультанта, – потребовала она, – я должна с ним поговорить. Немедленно!

Я объяснила, что консультант не является по вызову в любой момент, но я попрошу его прийти, как только он освободится.

Она пришла в ярость и стала грубо оскорблять меня и все больничные порядки. Когда пациентка устраивает истерику прямо в палате, это плохо сказывается на других. Я стала подумывать о том, что нам все-таки придется перевести ее в отдельную палату.

– И не впускайте ни моего сына, ни мою дочь! Это приказ! – кричала она в исступлении.

Главный пришел после ужина, и я рассказала ему о том, что произошло в течение дня. Он некоторое время постукивал пальцами по стеклу своих наручных часов, потом заговорил.

– Общество эвтаназии действительно приобрело влияние. Медицина сейчас способна продлить человеческую жизнь, но это не всегда хорошая жизнь. Я поговорю с пациенткой, и мне бы хотелось, чтобы вы в этот момент были рядом – хотя бы в качестве свидетеля. Но мы не можем вести этот разговор в общей палате, так что, пожалуйста, попросите ее прийти сюда.

В кабинет вошла миссис Каннингем. Глядя, как она двигается, я поняла, что ее сын прав: она действительно умирала. Впрочем, она обратилась к доктору с порога, даже не присев.

– Не слушайте ни моего сына, ни дочь. Они скажут вам, чтобы вы больше не давали мне лечиться. Они ненавидят меня. Они хотят избавиться от меня, особенно Эвелин! – выпалила она, едва переводя дыхание.

– Со мной все в порядке. Я такая же крепкая, как и раньше, а они хотят убрать меня с дороги! Не слушайте их! – и для пущей убедительности она взмахнула тростью.

Главный сказал, что в первую очередь он всегда выслушивает мнение пациента.

– А если я вдруг не смогу высказаться? Тогда они прокрадутся сюда и все вывернут наизнанку! Они кого хочешь уговорят, только им нельзя доверять. И врачам я не верю, они такие же негодяи, как и все остальные. Я подписала ту бумагу, и они этим воспользуются. Вот чего все вы хотите, проклятые. Я знаю, что вы задумали. Вам меня не одурачить!

Весь здравый смысл покинул ее. Очевидно, эта история с предварительным распоряжением настолько не давала ей покоя, что она не могла уже ясно мыслить.

Главный объяснил, что предварительное распоряжение не имеет никакой юридической силы и, конечно, не является обязательным для врачей. Но она либо не слышала, либо не понимала.

– Лучшее лечение – вот чего я требую. Забудьте о Джеймсе и Эвелин. Они невежественны, предвзяты, глупы… – она продолжала заговариваться, повторяясь и противореча самой себе.

Мы выслушали ее тираду, и Главный снова сказал ей, что у нее будет самое лучшее лечение. Она не верила ему, но не в силах была сказать больше ни слова и вернулась в палату.

С этого времени существование миссис Каннингем было полностью парализовано ужасом. Ее страх смерти доходил почти до безумия, и всепоглощающее чувство беспомощности накрыло ее. Она была растеряна и напугана; она молилась Богу, в которого не верила, и полностью утратила контроль над собой; она требовала самого лучшего лечения и кричала, что лечение задерживается, потому что Джеймс и Эвелин подговорили врачей. Сильнейший страх привел ее мозг в состояние возбуждения, которое было сильнее усталости, лишило ее возможности спать и, к сожалению, всякого чувства собственного достоинства. Ее смятение и тревогу невозможно было унять. Ей могли бы помочь успокоительные, но, стоило нам приблизиться к ней со шприцем, она начинала кричать, что это часть плана по ее убийству. Она была вне себя от ужаса – и превратилась в несчастную лопочущую развалину, лишенную всякого самообладания и достоинства.

Нам пришлось перевести ее в отдельную палату, потому что на других пациентов все это тяжело действовало. Она кричала, что знает, зачем мы ее туда засунули: чтобы загубить ее тайком. Все врачи мошенники, а медсестры с ними в сговоре. Она требовала встречи со своим адвокатом, полицией, членами парламента. Она была одержима и могла думать только об одном.

Наконец из лаборатории пришли результаты ее анализов. Они говорили о распространенном метастатическом процессе. Облучение уже должно было начаться, но Главный колебался: если раковые клетки уже распространились по всему телу, циркулируя по кровеносным и лимфатическим сосудам, лучевая терапия вряд ли будет эффективной: переносится она тяжело, а пользы уже никакой. Но миссис Каннингем надрывно закричала, что мы намеренно лишаем ее лечения, которое ей было обещано и на которое она имеет полное право. Делать было нечего: Главный назначил ей облучение в низких дозах в качестве плацебо. И ее привезли на каталке в палату лучевой терапии. Здесь ее страх стал уже совсем безудержным. В те времени лучевое лечение проводилось в огромном аппарате, куда пациента вкатывали и затем закрывали внутри. Мы вкатили ее до половины, и тут ее накрыла паника. Она кричала, что мы кладем ее в гроб еще живую, чтобы избавиться от нее. Она металась и била руками направо и налево, требуя освобождения. Радиологам оставалось только вернуть ее в палату.

Бедная женщина. Она была так слаба, она умирала, но хуже всего был страх: он овладел ею целиком и наполнил ее дряхлое тело возбуждением, которое не давало ей покоя ни днем, ни ночью. Она подозревала каждого, и, казалось, даже палата съеживалась под ее пристальным бдительным взглядом. Смотреть на нее было тяжело, успокоить – невозможно. Лекарств она не принимала, отказывалась даже от снотворного и одновременно обвиняла нас в том, что мы не лечим ее как следует.