Секретные операции царских спецслужб. 1877-1917 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Александр Широкорад cтр.№ 60

Это, кстати, далеко не единичный случай, когда сведения агента подвергаются дальнейшей “разработке” и, в случае необходимости, дополняются сведениями из других источников. Специалисту, знакомому с правилами составления такого рода документов и донесений, сразу становится ясным, что заключенная в скобках информация принадлежит не агенту, а чиновнику охранки, который разрабатывал полученные от Малиновского сведения.

Так что Джугашвили сведений о внешности членов Северного бюро не давал. Сообщая в Петербург полученные от Малиновского сведения, Мартынов в конце донесения обращается с просьбой при использовании посланных сведений “ссылок на Москву не делать ни в коем случае”. Это забота о своем сотруднике Малиновском. А что же Джугашвили? Одновременно в Петербург посылается телеграмма о его выезде из Москвы в Питер, и через несколько дней “Кобу” арестовывают» ^[99].

Надо ли говорить, что если бы правительством РФ в период с 1991 г. по 2014 г. обнаружился хоть один достоверный документ о причастии Сталина к полицейскому сыску, то он был бы немедленно растиражирован в СМИ – президент и премьер трясли бы этим документом перед телекамерами, ударили бы во все колокола, включили бы сие во все школьные учебники истории.

Увы, этого всего нет и не будет. А пока мало кому известные доктора исторических наук периодически напоминают о себе в СМИ «сенсационными открытиями» старых фальшивок. Их немедленно ловят за руку, но этим «ученым» только того и надо, чтобы их имена были еще раз помянуты.

Властям тоже выгодна эта болтовня. Они думают опорочить Сталина по старому методу: «то ли у него шапку украли, то ли он шапку украл», в общем, на руку нечист.

Итак, Сталин не был в числе агентов охранки, а вот Ленин был!

Ленин действительно числился агентом полиции. Нет, нет! Речь не идет о баснях господина Арутюнова, что-де Ленин в августе 1914 г. был завербован австро-венгерской разведкой. Есть документальные свидетельства, что Ленин с 1904 г. был секретным сотрудником Волынского охранного отделения и заграничной агентуры. Настоящее имя его Бенцион Моисеевич Долин.

Он был членом еврейской организации «Бунд» в Житомире. Но, оказавшись в сложном финансовом положении, стал подрабатывать в охранке, благо в месяц там платили «значительно более 100 руб.». Там Беня и получил псевдоним «Ленин». Из «Бунда» «Ленин» перешел к анархо-коммунистам, а из Волынского охранного отделения – в Екатеринославское. Там кроме жалованья Беня стал получать и дополнительные суммы – за каждую «выдачу».

«Так, он предложил в марте 1908 г. начальнику Екатеринославского охранного отделения жандармскому ротмистру Прутенскому выдать известную анархистку Таратуту, но при условии предварительной уплаты ему за это 500 рублей. У Прутенского таких свободных денег не оказалось, но он занял и заплатил из личных средств Долину, а затем просил Департамент о возврате ему этих денег. В архивах Департамента полиции имеется расписка Долина в получении этих иудиных денег, она помечена 25 марта 1908 г. и подписана – “Ленин”» ^[100].

Таратута была арестована и пошла на каторгу.

26 августа 1908 г. начальник Екатеринославского охранного отделения Прутенский телеграфировал Департаменту полиции: «Известный мне Одессе Екатеринославу сотрудник АК [анархистов-коммунистов. – А.Ш.] – “Ленин”, находящийся сейчас за границей, предлагает мне выдать все адреса всех городов Европы, по коим рассылается “Буревестник”, обещая потом дать те же сведения, касающиеся России. Просит за все четыреста рублей: двести сейчас, двести потом за отчислением аванса. Кривой Рог стеснен в деньгах, срочно телеграфируйте, можно ли дать».

Кстати, в Швейцарии Беня получал 650 франков.

Между прочим, в 1908 г. в Женеве запросто могла произойти встреча двух Лениных – Бени Моисеевича и Владимира Ильича.

В 4 часа утра 23 мая 1881 г. на площади Коннетабля рядом с гатчинским дворцом со страшным грохотом рухнул огромный обелиск. Судя по всему, в медный шар, венчавший обелиск, ударила молния. Однако в Петербурге все, от министров до лавочников, были уверены, что обелиск был уничтожен бомбой, сброшенной народовольцами с аэростата. Александра Викторовна Богданович – жена генерала от инфантерии, товарища министра внутренних дел Е.В. Богдановича, записала в дневнике: «Не дай Бог, что б это была правда, но от нигилистов всего можно ожидать, они до всего дойдут».

И нигилисты, и сановники рассказывали анекдоты о «гатчинском пленнике революции». Всех интересовало, каким способом злодеи решат достать Александра, и, как видим, уже тогда публика считала, что лучший способ – это удар с воздуха.

Однако организацией первого в истории воздушного теракта занялся в 1906 г. руководитель Боевой организации эсеров Азеф.

Проектирование аэроплана, который должен был бомбить царскую резиденцию, вел инженер Сергей Иванович Бухало. Он эмигрировал из России и жил в Мюнхене. О своем детище Бухало сообщил эсерам минимум сведений – аппарат должен лететь со скоростью аж 140 верст в час и поднимать большой груз. На строительство аэроплана Бухало запросил у Азефа 20 тысяч рублей – огромную по тем временам сумму.

В кассе Боевой организации таких денег не оказалось, и Евно Фишелевич обратился к эсеру Гершуни, бежавшему в США с Акатуйской каторги, с просьбой набрать там необходимую сумму. Тот немедленно согласился: «У меня голова кружится от этого дела, это такой грандиозный план». Гершуни удалось собрать, в основном у американских евреев, 160 тыс. долларов – немалую по тем временам сумму.

Если верить мемуарам Бориса Савинкова, в январе 1907 г. он высказал свои сомнения Евно Фишелевичу: «Я слушал слова Азефа, как сказку. Я знал об опытах Фармана, Делагранжа и Блерио, знал и о том, что в Америке братья Райт достигли в воздухоплавании крупных успехов. Но аппарат, развивающий скорость в 140 километров в час и подымающий на любую высоту большой груз, казался мне несбыточной мечтой. Я спросил: “Ты сам проверял чертежи?” Азеф ответил, что он в последнее время специально изучал вопрос о воздухоплавании и сам проверил все формулы Бухало.

Тогда я сказал: “Ты веришь в это открытие?” Азеф ответил: “Я не знаю, сумеет ли Бухало построить свой аппарат, но задача, повторяю, в теории решена верно”…

Я посетил Бухало в его мастерской, в Моссахе около Мюнхена. За токарным станком я нашел еще не старого человека лет 40, в очках, из-под которых блестели серые умные глаза. Бухало был влюблен в свою работу: он затратил на нес уже много лет своей жизни. Он принял меня очень радушно и с любовью стал показывать мне свои чертежи и машины. Подойдя к небольшому мотору завода Антуанетт, он сказал, хлопая рукой по цилиндрам:

– Привезли его. Я обрадовался. Думал, у него душа. А теперь пожил с ним, вижу – просто болван. Придется его переточить у себя…