– Нет.
– Тогда что же мне делать? – снова спрашиваю я. – Ты не хочешь, чтобы он уезжал, но и остаться он тоже не может. Как правильно поступить?
Она улыбается, но в этой улыбке я вижу насмешку, адресованную мне.
– Я примерно представляю, как все устроено в твоем мире. У вас там все оборачивается милыми маленькими бантиками и счастливыми концовками. Ты вернешься в Америку с Луисом, вы поженитесь, заведете детей и будете вместо проживать вашу идеальную маленькую жизнь. Но в глубине души ты всегда будешь знать, что он не принадлежит тебе полностью. В свое время я неоднократно пыталась заставить его выбирать между мной и Кубой, и каждый раз он выбирал Кубу. Не важно, насколько сильно ты его любишь. И не важно, как сильно он любит тебя. Часть его сердца останется здесь. И эта часть всегда будет винить тебя в том, что ты увезла его отсюда.
Может быть, она права. Может быть, со временем все изменится и ему больше не придется выбирать. Может быть все, что угодно…
Я стою и смотрю на нее, сидящую на ступеньках. Смотрю на застывшее выражение лица, на потертые ремешки сандалий.
Если ты позволишь, этот остров разобьет твое сердце.
– Знаешь, ты тоже можешь уехать.
В ответ она смеется – не скрывая грубость.
– Ты предлагаешь мне найти какого-нибудь милого мужчину, который пообещает, что увезет меня отсюда, а потом бросит с животом и парочкой болезней? Спасибо, не надо.
– Я могу попытаться вытащить тебя отсюда. Всех вас.
В ее взгляде появляется презрение.
– Однажды я уже пыталась уехать. Луис тебе рассказывал?
– Нет.
– Мне было шесть лет. Нас было двадцать человек на плоту. Мои родители и еще пятнадцать человек погибли. Мы – те, кто выжил, провели неделю, плавая в воде, голодные, измученные, прежде чем береговая охрана подобрала нас и доставила обратно к Фиделю. Взрослые были брошены в тюрьму, а меня отправили жить к бабушке. Большое спасибо, но больше я рисковать не собираюсь.
Я не могу сдвинуться с места. С одной стороны, я хочу остаться и продолжить разговор, но, с другой стороны, мне нужно уходить, так как дедушка ждет меня на Малеконе.
– Мне нужно идти.
– Тогда иди.
Дойдя до калитки, я оборачиваюсь и смотрю, как она тушит сигарету о ступеньку, устремив взгляд куда-то в сторону моря.
Что там говорится о месте, где люди готовы рискнуть жизнью, чтобы покинуть его?
Всю дорогу от дома Родригесов до набережной Малекон я прокручиваю в голове разговор с Кристиной. Я понимаю, что Луис уже обсудил с семьей предстоящий отъезд. А я, наконец-то, сейчас смогу исполнить последнюю волю моей бабушки – то, ради чего я и приехала на Кубу. Я подхожу к набережной. Солнце садится, волны разбиваются о скалы в Эль-Морро, и очередной день в Гаване подходит к концу.
Дедушка стоит рядом со мной и смотрит на море. Интересно, сколько раз он стоял здесь, смотрел за горизонт, туда, где была она. Обращался ли к ней мысленно в такие моменты?
Я не осознавала, что говорю вслух, пока дедушка не ответил.
– Каждый раз, приходя сюда, я думал о ней. Я представлял себе ее жизнь в Америке. Представлял ее в роли жены и мамы, рисовал в своем воображении ту жизнь, о которой мы мечтали: большой дом, полный детей, с пальмами на заднем дворе. Я представлял себе, как мы могли бы стареть вместе. Каждый год я думал о ней. – Он вздыхает. – Я надеялся на то, что она счастлива, и мне этого было достаточно.
Слушая его, я понимаю, что ненавижу Фиделя за то, что в истории любви моей бабушки и Пабло нет счастливого конца. Я ненавижу его за то, что он отнял у них целую жизнь.
– Я чувствую себя неполноценной, – бормочу я.
– Жизнь так устроена, Марисоль. Так бывает, но это не конец. Когда мы молоды, нам иногда кажется, что все закончилось и впереди нас ничего не ждет, но это заблуждение. Это всего лишь перерыв, но после него жизнь продолжается. Когда я узнал, что Элиза вышла замуж, я решил, что наша с ней история закончена. Мне ничего не оставалось, как смириться. Но прошло почти шестьдесят лет, и я вижу тебя. У меня есть внучка. Есть сын, новая семья. Частичка Элизы вернулась ко мне. Вся прелесть жизни заключается в том, что никогда не знаешь, что будет дальше. Если бы все происходило только в соответствии с нашими желаниями и планами, мы бы оказались лишены лучших моментов и неожиданных радостей. – Он пожимает плечами. – У нас у всех был свой план, у нас было видение того, как мы будем жить. Но судьба, Бог и Фидель просто посмеялись над этим. Я думал, что иду по одному пути, а оказалось, что я двигался совершенно в другом направлении. Но это не значит, что в моей жизни все плохо.
Он улыбается и обнимает меня за плечи.
– Я рада, что мы нашли друг друга, – говорю я.
Он смотрит в небо, его глаза блестят.
– Мне нравится думать, что Элиза свела нас вместе и теперь улыбается нам сверху, потому что она хотела, чтобы мы встретились, хотела, чтобы ты стала частью моей жизни.
Он начинает говорить так, будто его слова являются продолжением долгого разговора, который он давно ведет с самим собой.
– На ней было белое платье, – с улыбкой произносит он. – С пышкой юбкой, которая раскачивалась при каждом шаге. Я не мог оторвать взгляда от ее бедер, – когда он говорит об этом, он словно молодеет на глазах.
Я смеюсь.
– Я подарил ей белую шелковую розу. Никогда не забуду ее улыбку в тот момент. Мы оба так нервничали. Я все время засовывал руки в карманы, потому что не знал, что с ними делать. Больше всего на свете мне хотелось взять ее за руку и никогда не отпускать. Вечер подходил к концу, и я понимал, что скоро нам придется расстаться, но я не хотел оставлять ее одну. Я никогда не хотел ее отпускать.
– Ты влюбился в нее здесь, на Малеконе?
– Возможно. А может быть, я влюбился в нее в тот самый момент, когда впервые увидел стоящей вдали ото всех на вечеринке в доме Гильермо и с серьезным лицом смотрящей на происходящее. Как только Элиза ворвалась в мою жизнь, не было ни одного момента, когда бы я не любил ее. Она озарила светом мою жизнь, наполненную насилием и кровопролитием. Она вселила в меня надежду.
– Какой она была, когда вы с ней познакомились?
– Смелой. Страстной. Верной. Храброй. Умной. Она заботилась о своей семье и о своей стране. Она была очень доброй и старалась видеть лучшее в каждом, кто ее окружал.
Девушка, которую он знал, почти не отличалась от женщины, которая меня вырастила. Я открываю сумку, достаю контейнер с пеплом. На холодном металле остаются отпечатки моих пальцев.
Будет неправдой, если я скажу, что в тот момент я не испытала волнения. Мне было немного жутко от осознания того, что я держу в руках свою покойную бабушку. Но в то же время я чувствовала облегчение. Я словно сбросила с себя тот груз горя, который долгое время давил на меня. Я всегда буду скучать по ней, но у меня появился шанс лучше узнать ее, а еще я обрела новую семью. То, что казалось концом, было всего лишь перерывом.