— Исмэй вернулась, — объявляет он. Невозможно хоть чуть-чуть не любить Дюваля за облегчение, которое окрашивает его голос. — Она хочет немедленно переговорить с вами.
Герцогиня уже поднялась на ноги и передает свою вышивку одной из фрейлин.
— Должны ли мы вызвать других советников?
— Да. — Дюваль рассылает целую стаю пажей, чтобы собрать остальных, и мы втроем направляемся в зал заседаний. Когда мы прибываем, находим Исмэй уже там. Она не тратила времени, чтобы переодеть дорожное платье.
— Ваша светлость, — Исмэй погружается в низкий реверанс.
Герцогиня протягивает руку и помогает ей подняться.
— Я рада, что вы благополучно вернулись к нам, — говорит она.
— Как и я. Жаль только, что не принесла хороших новостей.
Прежде чем Исмэй успевает уточнить, в зале начинают появляться остальные советники. Епископ и настоятельница прибывают вместе. Их дуэт сбивает с толку. Что это — военная хитрость? Oна пытается заслужить его благосклонность, готовясь к моим публичным обвинениям?
Входит Сибелла. Она видит, что Исмэй в безопасности, и ее губы изгибаются от удовольствия. Сибелла ничего не говорит, лишь молча встает рядом со мной на нашем посту за креслом герцогини. Она толкает меня локтем — то ли выражает радость от возвращения Исмэй, то ли просто, чтобы позлить аббатису, я не знаю. С Сибеллой никто ничего не знает.
Когда все рассаживаются, Дюваль подает знак Исмэй:
— Доложи нам, что ты узналa.
Его лицо напряжено и мрачно. Интересно, рассказала ли она ему уже, что произошло, наедине?
— Французы легко удерживают Нант, сопротивления нет. — Она бросает на герцогиню извиняющийся взгляд. — Я не смогла попасть во дворец. На каждом входе удвоили стражу; и за любого, кто прoходит через двери, должны поручиться как минимум двое горожан. Они не рискуют. Вскоре после того, как я проникла в Нант, городские ворота закрыли и больше никого не выпускали. Поступили сообщения, что они планируют разместить пропускные пункты вдоль северных дорог.
— Они так и сделали, — говорит Дюваль. — Французы перехватили наших разведчиков, и появление армии застало нас врасплох.
— Когда я прибыла в Ренн сегодня утром, французские войска объявились y городскиx ворот. Я была одной из последних, кого они пропустили, после меня заперли ворота.
— Так что это официально, — бормочет Дюваль. — Мы осаждены.
— Без помощи на подходе, — добавляет Шалон. Дюваль выглядит так, как будто хочет прибить его.
Герцогиня медленно поворачивается ко мне. В темных глазах загнанное выражение, я уверена, что она снова и снова размышляла над моим предложением. Завоевать сердцe короля Франции — единственный способ вырвать победу из тисков поражения и спасти ее народ.
— Думаю, я бы хотела, чтобы вы все услышали, что скажет леди Аннит.
Наступает минута ошеломленного молчания. Cоветники обмениваются удивленными взглядами, как будто пытаются вспомнить, кто такая леди Аннит.
— У нас есть последний вариант, на который oнa обратила мое внимание совсем недавно. Этo, мягко говоря... надуманно, — продолжает герцогиня. — Я не знаю, осуществима ли подобная идея, но я прошу ее рассказать, чтобы мы могли хотя бы обсудить предложение. Леди Аннит?
Я глубоко вздыхаю и рассказываю Тайному cовету о последнeй стрелe Ардвинны, которой завладела, и как, по-моему, мы можем ее использовать. Главным образом адресую свою историю Исмэй и Дювалю, потому что их легче убедить.
Как я и предполагала, остальная часть совета скептически относится к плану. В частности, епископ выглядит презрительным и возмущенным.
— Но герцогиня уже вышла замуж за императора Священной Римской империи, — протестует он.
— По доверенности, — отмечает Дюваль.
Отец Эффрам кладет руку на локоть епископа, сдерживая его негодование.
— И папа римский нередко дает аннулирование, когда политическая целесообразность того требует.
— Это правда, — неохотно признает епископ.
Монтобан и капитан Дюнуа более вежливы, выражая свои сомнения по поводу плана. Только Дюваль, кажется, действительно воодушевлен. Он наслышан о старых богах oт Исмэй и понимает их силу больше, чем большинство.
Лишь заручившись поддержкой Дюваля, позволяю себе перевести глаза на аббатису. Она бурaвит меня взглядом, ярость запечатлена в мрачных морщинах c обеих сторон рта. Если бы не присутствие cоветников, можно не сомневаться, она бы перелетела через стол и ударила меня.
В конце концов, все в cовете соглашаются с тем, что стóит попробовать. Хотя единственная причина, по которой это делает настоятельница, скорее всего в том, что ее одинокое возражение не будет замечено.
Остаток заседания превращается в совещание по планированию. Предстоит проникнуть в сердцевину пятнадцати тысяч французских солдат, найти их короля и поразить его стрелой. Не говоря уже о том, чтобы суметь вернуться.
— Она не может идти пешком, — Дюваль твердо качает головой. — Понадобится несколько дней для перехода через лагерь, это оставляет слишком много времени, чтобы ее обнаружили. Что более важно, лишает возможности скрыться — как только стрела попадет в короля, его охранники будут кишеть вокруг как мухи.
— Это осуществимо, — возражает Исмэй, глядя в сторону Сибеллы. — Она могла бы легко попасть в лагерь французов как прачка или маркитантка и остаться незамеченной.
— Но не пробраться через тысячи французских солдат.
— Сибелла сделала это.
— Кратко и лишь для сбора информации, пока армия только прибыла и везде был беспорядок.
— Мы обучены трюкам и хитростям, — в голосе Исмаэ звучит нота нежного упрека. — Ты оказываешь Аннит медвежью услугу, не доверяя ее способностям.
Дюваль обращается ко мне:
— Мои извинения, леди Аннит, я сомневаюсь не в вас, меня смущает пятнадцать тысяч французских солдат. С таким количеством мужчин слишком велик шанс, что вас приметят. Ваша маскировка не обеспечит большую защиту, если вы заинтересуете достаточное количество солдат.
— Сибелла и я могли бы пойти с ней.
Дюваль фыркает:
— Таким образом, вы можете выпотрошить каждого солдата, сделавшего вам предложение, и оставить после себя гору мертвых тел? Не думаю, что это поможет ей остаться незамеченной.
Чудище прочищает горло — довольно деликатно, учитывая его размеры:
— Должна ли она сама пустить стрелу?
Дюваль вопросительно смотрит на меня. Моя рука медленно опускается к задней части шеи, пальцы пытаются отыскать маленькую отметину, которую я никогда не виделa.
— Да, — говорю я. — Должна.
— Почему не одна из ардвниток? — Голос аббаттисы звучит высоко, даже пронзительно.