Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э. - читать онлайн книгу. Автор: Персиваль Элгуд cтр.№ 80

Правда, скульптура еще больше пошла на спад. Традиция слишком укоренилась, чтобы ее менять, и александрийские скульпторы этого периода, не способные придумать что-то новое и в еще большей степени не умевшие реализовать задуманное, не могли с ней порвать. Их стремление гармонизировать древнеегипетские и греческие идеалы порождало только нечто низменное и неблагородное. Живопись также находилась в упадке. Антифил, завистливый современник Апеллеса, Елена, уроженка Александрии, и, возможно, Филоксен из Эритреи, который приобрел известность своей мозаикой, изображавшей Александра Македонского в битве при Иссе, не имели последователей, а художники, жившие в правление поздних представителей династии Птолемеев, использовали свой талант, чтобы создавать интерьеры домов и делать портреты своих заказчиков. Последние имели двойную цель: при жизни они украшали одну из комнат в доме клиента, а после смерти помещались на его мумию. Иначе ситуация обстояла с огранкой и гравировкой драгоценных камней, изготовлением колец и побрякушек, чеканкой чаш и бокалов – всем, чем жаждет обладать богатый клиент, имеющий хороший вкус. Александрийские мастера могли работать с любым материалом – золотом, серебром, другими металлами, хрусталем, стеклом и обсидианом.

Клеопатра не сумела воспользоваться этим преимуществом, и ее монеты не выдерживают сравнения с отчеканенными в правление предшествующих Птолемеев. Эскиз оказался неудачным, а сами они не производили должного впечатления. На них царица была изображена в образе Афродиты, держа на руках младенца Цезариона, олицетворявшего Эроса. Возможно, таким образом она пыталась намекнуть, что ее сын от Цезаря – следующий в очереди на трон.

Царица не могла (да и, возможно, не хотела) помешать появившейся в правление второго представителя династии Птолемея практике использования медной монеты на внутреннем рынке и серебряной – в операциях, связанных с экспортом. Кроме того, она была не в состоянии избавиться от сформулированного ее предшественником ложного убеждения в том, что снижение реальной стоимости монет является быстрым путем к обогащению. Ее серебряные монеты были изготовлены из сплава трех металлов, а стоимость медных монет составляла всего 1/480от сильно обесценившегося серебра.

Однако денежная чеканка и другие скучные государственные проблемы редко интересуют правителей, чей ум прикован к расширению своих владений. Помимо увеличения числа «царских родственников», «начальников дворцовой стражи», «друзей престола» и других придворных, а также присуждения этих почетных званий без разбора грекам, италийцам, персам, сирийцам и египтянам, вследствие чего дворец превратился в некий аналог Вавилонской башни, Клеопатра не вмешивалась в управление государством.

Из Сирии Антоний написал Клеопатре, умоляя ее присоединиться к нему. Ему были необходимы ее сочувствие и помощь. Но ее реакция озадачила его: вместо любезной царицы, которую он знал в Тарсе и Александрии, ему ответила холодная женщина, равнодушная к его приключениям. Она не упрекала его, не просила никаких объяснений. Размышления укрепили ее убежденность в том, что в Риме не смогут вечно уживаться две такие неспокойные личности, как Антоний и Октавиан, и, снова взвесив шансы каждого, она не изменила своего решения поддержать первого. Но окончательный выбор зависел от того, готов ли Антоний принять ее как равноправного партнера, и он понял ее намек. Если ему действительно требовалась помощь Клеопатры, то она готова была стать его женой; в противном случае она оставляла за собой право пересмотреть свою стратегию.

Этот ультиматум загнал Антония в тупик. Он понимал: отрекшись от Октавии, он станет врагом Октавиана; женившись на Клеопатре без официального развода с Октавией, он превратится в двоеженца, а значит, совершит деяние, считавшееся в соответствии с римским правом преступлением. Но он был не из тех, кто долго колеблется. Клеопатра ждала его в Сирии, Октавия – в Италии, а Антоний всегда предпочитал женщин, находившихся рядом. Возможно, он поставил только одно условие: церемония должна была проводиться в соответствии с египетским ритуалом. С помощью этой лазейки он надеялся избежать ответственности за совершенное им преступление. Клеопатра не возражала. Антоний был готов выполнить поставленные ею условия, и Клеопатру мало заботило, что думают или говорят об этом в Риме. Ей было достаточно того, что на Востоке брак будет считаться совершенно легитимным. Всегда стремившаяся к расширению подвластных ей территорий, она с нетерпением ждала щедрого свадебного подарка, обещанного Антонием, – после свадьбы ей должны были перейти Сицилия, Келесирия, Кипр, Трансиордания и Иерихон.

Церемония состоялась зимой 37/36 г. до н. э. Медовый месяц продлился недолго: Клеопатра захотела посетить свои новые владения, а Антоний готовился к предстоящей кампании в Парфии. Весной он отправился к Евфрату. Клеопатра сопровождала его до Зеугмы, а затем повернула назад: она снова ждала ребенка и решила вернуться в Александрию. Но сначала она намеревалась посетить Иерихон и Трансиорданию, бывшие ценными источниками дохода, но расположенные слишком далеко для того, чтобы получать с них прибыль напрямую – находясь в Александрии. Поэтому Клеопатра решила сдать внаем битумные месторождения второй правителю Набатейского царства Малиху, а бальзаминовые и пальмовые плантации первой – иерусалимскому царю Ироду. Договориться с последним было непросто. Но Клеопатра умела постоять за себя в присутствии любого правителя, независимо от того, кем он был – иудеем или язычником, и, возможно, те 200 талантов, которые он в конце концов предложил, а она приняла, были справедливой арендной платой.

Ситуация в Парфии грозила катастрофой. Антоний слишком спешил: он потерял осадные машины еще в начале кампании, а армянский царь Артавазд, бывший его союзником, бежал. Чем дальше продвигались римские легионы, тем с бо́льшими трудностями они вынуждены были сталкиваться. За каждый метр земли им приходилось упорно бороться. Лучники и конница врага крепко держали фланги и тыл; голод и болезни проредили ряды. Антоний с неохотой отдал сигнал к отступлению, вскоре едва не переросшему в поражение. Весь этот ужас закончился только в Финикии. Там выжившие нашли убежище от преследования, а Клеопатра встретила Антония с обмундированием и деньгами.

Римлянин потерял половину своей армии, но не надежду – несчастье никогда не повергало Антония в уныние. Он призвал новых новобранцев и заговорил о кровавой мести. Клеопатра напрасно убеждала супруга, что его настоящим врагом является Октавиан, что Рим возложит на него ответственность за обернувшийся катастрофой парфянский поход. Антоний не слушал ее. Он согласился лишь провести лето в Александрии и оставался в Египте до тех пор, пока не услышал, что Октавия с подкреплением и припасами прибыла в Афины. У Клеопатры появилась возможность одержать победу над этой женщиной. Она была согласна отпустить Антония, чтобы он исправил ситуацию в Парфии, но не хотела, чтобы он встречался в Греции с Октавией. В итоге в Афины прибыло лишь письмо от Антония с требованием вернуться в Рим. Клеопатра оказывала на него более сильное, чем Октавия, влияние.

Антоний пересмотрел свою стратегию: он решил проникнуть в Парфию с севера, с территории Армении, а не с запада. Но он не смог даже покинуть пределы первого из этих двух государств. Когда он собирался выступить в Парфию, его настигло зловещее послание из Александрии. Римляне отреклись от него и, несмотря на завоевание Армении, осудили, назвав врагом Республики. Эта новость оказалась неожиданной, но Антоний не сомневался в ее подлинности. Октавиан вряд ли мог проявить к нему милость, да и беспечный Антоний не хотел от бывшего союзника милосердия и не рассчитывал на него. Антоний решил, что, если этот юнец желает войны, ему нужно только попросить. Тем не менее новость произвела на Антония впечатление, и он прервал поход и вернулся в Александрию, чтобы подготовиться к предстоящему конфликту.