Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2 - читать онлайн книгу. Автор: Моби cтр.№ 23

Мне нравилось быть знаменитым, и я давал столько интервью – для печати, для телевидения, для радио, – сколько было в моих силах. Журналисты постоянно задавали вопросы, связанные с писателем Германом Мелвиллом, моим предком. Я столько времени уделил рассказам о его «Моби Дике», что чувствовал себя ученым, хотя на самом деле так и не дочитал до конца этот роман. Я говорил, что Мелвилл создал нечто аллегорическое, белый кит Моби Дик у него символизирует огромные и непостижимые силы Вселенной, а капитан Ахав – ничтожное человечество, которое ведет вечную борьбу с непобедимым началом и постепенно гибнет в ней. Ответ на вопросы о «Моби Дике» я неизменно заканчивал бойким замечанием: «Конечно, я бы предпочел, чтобы меня назвали в честь великих сил Природы, что, слава Богу, и случилось, а не нарекли бы Ахавой».

Я стал рок-звездой и обрел своего собственного Моби Дика. Но, в отличие от белого кита Германа Мелвилла, мой был мне другом. Он улыбался и весело катал меня на своей огромной спине. Он был похож на дружелюбного пони и никоим образом не олицетворял злую силу природы. Я решил, что такова моя карма: мне доступна Слава, она всегда со мной; моего Моби Дика не нужно преследовать, гарпунить и связывать узловатыми веревками.

Мы закончили европейский «круг почета» аншлаговым шоу на Уэмбли Арене в Лондоне, а затем полетели в Нью-Йорк, чтобы сыграть три концерта в Бальном зале Хаммерштейн. После финального концерта за кулисы пришли Джон Лайдон ^[70], Дэвид Боуи и Кайл Маклахлен ^[71]. В юности я был одержим музыкой Джона Лайдона и Дэвида Боуи, а Кайла Маклахлена полюбил, посмотрев сериал «Твин Пикс».

Джон Лайдон с женой любезно поблагодарили меня за билеты. Маклахлен выразил свое восхищение представлением. А Дэвид Боуи спросил, когда мы сможем выпить кофе где-нибудь поблизости. Пить кофе и вести вежливую беседу с тремя моими кумирами – это было потрясающе, но я чувствовал себя неуютно. Тот подросток, который жадно слушал записи Джона Лайдона и Дэвида Боу и запоем читал их интервью в британских музыкальных журналах, а телесериал «Твин Пикс» переписал на видео и смотрел десять раз, все еще жил во мне. Он не давал мне общаться на равных со звездами. И все-таки прошло много времени, мой мир изменился, и мне удавалось делать вид, что смущение и стеснительность не терзают меня. А в конце того знаменательного вечера я вообще перестал чувствовать себя самозванцем.

После Нью-Йорка я полетел в Лос-Анджелес, чтобы в Греческом театре дать финальный концерт «круга почета». Театр оказался не очень большим – вмещал всего 5000 человек, – но был одной из самых красивых открытых концертных площадок в мире. Поставить здесь последнюю точку в долгом и прекрасном туре – это было здорово. Все билеты на концерт были распроданы менее чем за день, поэтому мои менеджеры подняли вопрос о возможности переноса выступления на более масштабную площадку. Но я хотел закончить тур именно в Греческом театре.

Мы сыграли песни из Play и кучу моих старых рэйв-треков. В какой-то момент, когда зазвучало вступление к «Porcelain», я бросил взгляд на первый ряд и встретился глазами с Кристиной Риччи ^[72], она качала головой в такт музыке. Мы встречались несколько раз в Нью-Йорке, здоровались в барах, но никогда тесно не общались.

После концерта Кристина пришла за кулисы. Стройная фигура и прямые короткие черные волосы делали ее похожей на обворожительную Луизу Брукс ^[73], ожившую в XXI веке. Я предложил ей шампанского, и тут вошел Моррисси ^[74]. Я никогда прежде с ним не встречался и сразу же занервничал, поскольку был большим поклонником его сольных альбомов и основанной им группы The Smiths.

Встречая любимых музыкантов и актеров, я зачастую оказывался в тупике. С одной стороны, меня одолевало сильное желание долго рассказывать им, как чудесно то, что они делают. А с другой – хотелось еще и поиграть в крутизну: позволить себе фамильярничать с ними. Я не знал, что сказать Моррисси, поэтому, как и Кристине, предложил ему шампанского. Он отказался, коротко попросил меня подумать о продюсировании его следующего альбома, вежливо пожал мне руку и ушел.

– Это был Моррисси? – спросил я у Кристины, когда за ним закрылась дверь.

Она засмеялась:

– Думаю, да!

Прикончив две бутылки шампанского, мы с ней сели в мой черный длинный лимузин и отправились гулять по барам Голливуда. Когда в два часа ночи все питейные заведения закрылись, мы поехали на встречу с фотографом Дэвидом Лашапелем ^[75] в отель «The Standart Downtown», где остановился и я. В баре отеля все еще подавали алкоголь; мы нашли Дэвида в отдельной комнате в окружении свиты из дегенератов и обаятельных фриков. Рядом с ним всегда возникало ощущение, что ты попал в один из ранних фильмов Джона Уотерса ^[76].

– Моби, – сказал Дэвид, – знакомься, это Холли. И указал на немолодую, но все еще красивую женщину.

– Привет, – сказал я, пьяно ей улыбаясь.

– Моби, – надавил голосом Дэвид, будто объясняя простаку очевидную истину, – это Холли из «Прогулки по беспутному кварталу» ^[77]!

– Ох! – ошарашенно выдохнул я, узнавая в женщине исполнительницу одной из главных ролей в «Прогулках». Это была французская актриса и модель Капучине. – Можно тебя поцеловать?

– Конечно, милый! – весело ответила она.

Я поцеловал Холли, и одновременно Дэвид проглотил здоровенную порцию текилы и закричал: