Флемминг находится первым. Подходит ко мне, обнимает и произносит мне в волосы:
— Сара, ужас какой; ну как ты?
Следующий Маммод; он чуть неуклюже обнимает меня и говорит:
— Мне очень жаль, что так случилось.
— И что вообще случилось-то? — спрашивает Флемминг.
Я перевожу взгляд с одного на другого и говорю:
— Понятия не имею. Я ничего не знаю.
Мы усаживаемся в холле. К одной его стене прислонено несколько древесно-стружечных плит в полметра высотой; пахнет стружкой.
— Извини, у нас тут беспорядок, — говорит Маммод, — я модель строю.
Флемминг приносит крепчайший кофе. Не спрашивает, будем ли мы; и ни Маммод, ни я ничего не говорим. Просто сидим, крутим в пальцах крохотные чашечки.
— Ну как ты? — спрашивает Флемминг.
— Совершенно непостижимо, все еще не могу в это поверить, — говорит Маммод.
— Не могу взять в толк, кому понадобилось убивать Сигурда? — вопрошает Флемминг. — Кому он мог мешать?
Они смотрят на меня, наморщив лбы и изогнув брови, демонстрируя недоумение.
— Именно, — говорю я, — какой в этом смысл?
— Вчера приходили из полиции, — сообщает Маммод. — Копались в его кабинете, рылись на полках. Фотографировали страницы из его делового календаря, и вообще.
— Расспрашивали о проектах, — вторит ему Флемминг. — Не было ли проблем с Сигурдом по работе.
Ребята дружно качают головой, а я думаю про себя: Гюндерсен, разумеется.
— И что вы ответили? — спрашиваю.
Они переглядываются.
— Правду, — говорит Флемминг. — Что Сигурд был хорошим другом, одаренным архитектором и ценным коллегой.
Этим все сказано, думаю я. Ценный коллега. Словно произносится речь на похоронах государственного деятеля…
Маммод на секунду отводит взгляд. Он более совестлив.
— Мы не скрыли, — говорит он, чуть склонив голову, — что споры тоже случались. Ну, знаешь, как заработать больше, чтобы прибыль покрывала расходы, такие вещи… Или этой зимой: как лучше вести дела. Мелочи, собственно, но знаешь, любой пустяк может оказаться важен. Он так и сказал, тот усатый полицейский.
Флемминг хлопает ладонью по столу.
— Такая чушь, — говорит он. — Мы же только в августе начали работать. Конечно, у нас есть проблемы. Вот если б у нас их не было, это было бы чудо из чудес.
Я помню, с чем у них были загвоздки, особенно их зимнюю размолвку. Сигурд приходил домой сам не свой. По его словам, Флемминг взял командирский тон просто потому, что ему принадлежит самая большая доля. А было так: сорока процентами владеет Флемминг, по тридцать у остальных. Средства вложил отец Флемминга. Начинающие архитекторы договорились считать это простой формальностью, которая, хотя и отражалась на доходах каждого, не должна была препятствовать осуществлению плоской структуры управления. Без руководителя. И вот при первом же разногласии Флемминг пытается рулить… По словам Сигурда. Маммод ничего не говорил, избегал вступать в конфликт, не хотел высказывать своего мнения. По словам Сигурда.
Флемминг хотел, чтобы они позиционировали себя как участники крупных архитектурных конкурсов, параллельно накапливая капитал работой над мелкими проектами. Сигурд с Маммодом хотели работать с частными заказчиками, а также выполнять среднекрупные проекты по заказу от государственных структур и не тратить драгоценные дни и недели на подготовку к конкурсам, от которых все равно никакого толку. Так, во всяком случае, говорил Сигурд. И кто его знает, чего, собственно, хотел Маммод, но мне кажется, он просто хотел спокойно работать. Кажется, они так и не пришли к единому мнению. Насколько я понимаю, каждый работал над тем, что сам выбрал, а когда финансы начнут петь романсы, новой стычки не избежать. Впрочем, наверное, это все теперь неактуально…
— Что он сказал? Этот Гюндерсен из полиции?
Флемминг пожимает плечами.
— Да ничего. Спросил, не испортили ли мы отношения. Я сказал, что вовсе нет, что творческие расхождения мы разрешали при помощи упорной работы и совместного распития горячительных напитков. Точка.
— Сильно они тебя достали, Сара? — говорит Маммод.
Я вздыхаю.
— Да уж… О чем только не выспрашивали. Из-за чего мы ссорились, к примеру… Но они же просто выполняют свою работу. Так я думаю.
Оба кивают, словно я сказала что-то важное и мудрое. Видимо, ждут не дождутся, когда я уберусь восвояси… Я одним глотком опустошаю чашечку и говорю:
— Я, собственно, хотела просто заглянуть к нему в кабинет. Вы не против?
— Да что ты, — чуть ли не в унисон горячо возражают они.
Мы все трое встаем.
— Я тебя провожу, — говорит Флемминг.
Маммод снова обнимает меня и возвращается к своим древесным плитам.
* * *
Деловой календарь Сигурда — это на самом деле книга. Так заведено в архитектурном бюро «ФлеМаСи»: никаких «Аутлуков», никаких подключенных к смартфонам календарей, каждый сам по себе. На пятницу, 6 марта, запланировано: 11.30 — Аткинсоны; 16.30 — в горы. Я разглядываю слова, выведенные характерным наклонным почерком Сигурда: печатные буквы с петельками и кривыми черточками сверху «т» и «г». Так, так… Аткинсоны в половине двенадцатого. Через два часа после сообщения о том, что он уже на месте. Вечер перед его исчезновением стоит у меня перед глазами в мельчайших подробностях — то ли потому, что я так ясно запомнила тот вечер, то ли потому, что столько раз мысленно возвращалась к нему. Но одно я помню абсолютно точно: Сигурд поднимает взгляд от лежащего у него на коленях компа и говорит: «Хочу быть у Томаса в половине седьмого».
Я перелистываю страницу назад. На предыдущей неделе две встречи с Аткинсонами. Еще неделей раньше три.
— Он много работал с Аткинсонами, — бросаю я.
— Да, — вздыхает Флемминг. — Да, они такие странные… И с деньгами вечно опаздывали. У них огромное количество неоплаченных счетов. Сигурду стоило большого труда заставить их раскошелиться. Особенно мадам. Вечно торгуется по поводу всего, о чем они уже договорились…
— А не знаешь, зачем он собирался к ним в пятницу?
— Не имею представления, — говорит Флемминг. — Я его здесь не застал.
— Но все-таки, как ты думаешь, он собирался показать им свои чертежи? В смысле, если б собирался, он же должен был взять с собой тубус?
Флемминг пожимает плечами.
— Не знаю. Наверное… Но они ведь и что-то другое могли обсуждать, с такими людьми никогда не знаешь точно… Проблемные клиенты. У меня самого есть парочка таких.
Я перевожу взгляд на кульман Сигурда. Там пусто.
— А полицейские ничего не забрали? — спрашиваю.