Впрочем, отметился и другим качеством. Протопресвитер Алексий Аверьянов описывал, как Шевкунов явился к нему и спросил: «Я приготовил для Михаила Сергеевича Горбачева подарок — икону Архистратига Михаила, чтобы засвидетельствовать ему, через Раису Максимовну и Фонд культуры, наше почтение, как спасителю России, стоит ли это делать?». О. Алексий его инициативу отверг, а поведение и расспросы Шевкунова ему не понравились: «Очередной „стукачок“, — подумал я, — решил делать в Московской Патриархии свою карьеру». Но он нашел других покровителей. Сумел близко сойтись с проповедником британо-американо-ватиканских радиостанций епископом Василием (Родзянко), сопровождал его в поездках по СССР и даже за границу [8, с. 486–518]. В свите Родзянко перезнакомился с архиереями РПЦ. Но начальник Шевкунова, председатель издательского отдела митрополит Питирим (Нечаев) столь ценного и активного послушника почему-то не жаловал. Пострижение в монашеский сан он смог получить лишь в 1991 г., когда ушел из издательского отдела в Донской монастырь. А владыка Питирим приехал на эту церемонию, но… отказался постригать своего бывшего воспитанника. Автору довелось слышать свидетельство очевидца, как митрополит пояснил причину своего отказа: «Это — человек Яковлева».
Да, в церкви многое менялось. 30 мая 1990 г. преставился Патриарх Пимен. Из кандидатов на его престол самой весомой фигурой считался митрополит Киевский и Галицкий Филарет (Денисенко). Хотя его авторитет создавался отнюдь не духовными делами. Филарет еще в семинарии дал согласие на сотрудничество с КГБ, получил псевдоним «Антонов». Правда, в СССР это было уделом многих священников. Но сотрудничать можно по-разному. Можно формально, абы не мешали служить. Однако Филарет работал на КГБ активно. Попросту говоря, доносил вовсю. Сдавал паству, священников, епископов. Такую службу поощряли. Всего за 15 лет Филарет из выпускника семинарии выдвинулся до сана митрополита, экзарха Украины. КГБ его поддерживал, и в Патриархии у него имелись сторонники, связанные с той же организацией.
Синод избрал его местоблюстителем Патриаршего престола. Многие, и в первую очередь сам Филарет, были уверены — ему и быть Патриархом. Он председательствовал на Архиерейском Соборе, по-хозяйски руководил голосованием, и в списки кандидатов на престол попали трое. Он сам, митрополит Ростовский Владимир (Сабодан) и митрополит Ленинградский и Ладожский Алексий (Ридигер). Перед Поместным Собором Филарет провел немалую подготовительную работу, опять восседал председателем на заседаниях и был уверен в победе. Ну а как же, его покровители должны были сказать свое незримое, но непререкаемое слово.
Но на дворе был 1990 год! В правительство, в прокуратуру, в комиссию по реабилитациям сыпались жалобы пострадавших от агента «Антонова». На Украине появились публикации о его тайной деятельности. Теперь уже и партийная верхушка, и КГБ приходили к выводам, что избрание Филарета может вызвать скандал. Лучше какую-нибудь «нейтральную» фигуру. Большинство делегатов Собора на самом-то деле никаких симпатий к Филарету не питали. А тайные рычаги, на которые он твердо рассчитывал, вдруг не сработали. Счетная комиссия вышла огласить результаты голосования, и Филарет, по воспоминаниям очевидцев, даже заранее стал подниматься. Но в полном шоке рухнул в кресло. Прозвучало не его имя, а Алексия (Ридигера).
Тогда Филарет оскорбился, решил во что бы то ни стало стать «патриархом». Сперва добился автономии Украинской православной церкви — под предлогом националистических настроений на Украине, которыми пользуются «автокефальники» и униаты. Но после этого сошелся с теми же националистами, «автокефальниками» и взял курс на создание раскольничьей «Киевской патриархии».
И можно ли считать случайным, что как раз на историческом изломе, в клубках интриг и заговоров, раздиравших Советский Союз, возобновилась возня вокруг «царской темы»? Причем первый толчок дали… епископ Вашингтонский Василий (Родзянко) и Георгий Шевкунов, в то время еще послушник и сотрудник издательского отдела Патриархии. Впоследствии он описывал, как 17 июля 1987 г., в годовщину цареубийства, в Симоновом монастыре (который тогда располагался на территории завода «Динамо») открывали и освящали надгробный памятник святым воинам-схимонахам Пересвету и Ослябе работы скульптора Клыкова. И специально пригласили епископа Василия, чтобы он «заодно», под прикрытием освящения памятника, отслужил панихиду по государю и его семье — первую открытую панихиду в Москве со времен Патриарха Тихона.
По воспоминаниям Тихона (Шевкунова) это была его сугубо персональная инициатива, он предложил ее Клыкову, привел скульптора к епископу Василию, и тот отслужил панихиду под бдительным надзором заводской охраны; присутствовали около полусотни друзей Клыкова и Шевкунова и двух десятков американцев из делегации, привезенной в СССР Родзянко [8, с. 487–492]. Но это, разумеется, авторская редакция, и сделана она задним числом. В 1987 г. «гласность» еще только начиналась. Даже Сталина лишь начинали покусывать. А уж о том, чтобы поднимать на щит царя, никакой речи быть не могло. За такое можно было получить более чем крепко.
Клыков, талантливый скульптор и горячий патриот, был, как и все творческие личности, не слишком разборчивым в выборе соратников. А в данное время он был близок к «Памяти». Напомним, как раз в мае 1987 г. она заявила о себе как о массовом движении — после чего с «Памятью» стало усиленно работать 5-е управление КГБ генерала Бобкова. Очевидно, и на панихиде были активисты из «Памяти» (и более чем вероятно — из 5-го управления). А ведь Шевкунову было что терять. Он только что с трудом попал в издательский отдел Патриархии, получил перспективные проекты фильмов к тысячелетию крещения. С чего бы он пошел на такой риск? Да и что касается его личной «монархической» позиции — он даже год спустя после панихиды предлагал о. Алексию Аверьянову провозгласить Горбачева «спасителем Отечества». Так что версия о персональной инициативе вызывает сомнения. Остается предположить, что у мероприятия были некие другие инициаторы, покровители. Из-за чего можно было не опасаться последствий.
А еще один толчок в пробуждении интереса к «царской теме» дала… королева Англии Елизавета II! Задолго до того, как была опубликована информация о находке захоронения в Поросенковом логу под Свердловском, королева поручила одному из своих доверенных запросить руководство СССР о судьбе «царских останков». Елизавета сообщала: она не верит, что их сожгли, как установило следствие Н.А. Соколова (хотя где же, как не при дворе Великобритании, могли знать подлинную судьбу царских тел — если консул Престон еще в 1921 году доставил королю Георгу V все частицы, оставшиеся после уничтожения?). Не менее любопытным был ответ на запрос королевы: «После расстрела всех захоронили неподалеку от Екатеринбурга» [113, с. 235–236].
То есть в советском руководстве знали о находке Рябова и Авдонина в 1979 г. (которую они якобы сделали самостоятельно и таили от всех). Но до сих пор не считали нужным обнародовать ее. И как раз после запроса из Англии авторы «открытия» вдруг засуетились. Рябов опубликовал в журнале «Выбор» свой очерк о цареубийстве. Главным редактором журнала был Виктор Аксючиц. В будущем — помощник Немцова, который в 1998 г. организует фальшивые «похороны царской семьи» в Санкт-Петербурге. В дальнейшем Аксючиц станет одним из самых ярых апологетов «признания» подложных останков. Другой, главный очерк Рябова, цитирующий «Записку Юровского» и извещающий о «находке», вышел в журнале «Родина». Это было дочернее издание «Правды», и решение о публикации принял главный редактор «Правды» Виктор Афанасьев [113, с. 171]. Давний, еще с 1968 г., ставленник Суслова и Яковлева.