- Жадный?
- Не замечен.
- Так чего же тебе надобно, адвокат Чешко?!
- Сердце его.
А вот с этим сложно. В одностороннем порядке сердцем рисковать страшно. Так ведь можно и вовсе без оного остаться. А без сердца человек, как известно, не может. Даже если он адвокат.
Отстукивают последние перегоны колеса.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.
Серд-це. Серд-це. Серд-це.
Где-то оно так же стучит. Сердце, до которого Полина никогда не сможет достучаться.
И почему она не может довольствоваться тем, что есть? Почему надо обязательно все? Можно же синичку подержать в руке, зачем ловить в бездонном небе журавля?
Да только пока ты эту синичку держишь, птичка эта невеличка сердце тебе все выклюет – оглянуться не успеешь.
Господи, страсти какие, почти древнегреческие. Спать. Утром ее ждет финал путешествия. И конец надеждам.
* * *
В одном лесу двух тигров не бывает.
Бессонница вам вместо спать. За окном пустой ночной перрон, но небо уже неуловимо, но точно не ночное. Ночи летом короткие, и эта - не исключение. Скоро начнет светать. Это последняя остановка перед финалом или будут еще?
Попрощаться сейчас с последней промежуточной станцией. Потом будет не до прощаний. Потом надо будет думать, как выживать дальше.
Поезд мягко трогается и начинает набирать ход. Необъяснимо подкатывают под горло слезы. Она будет скучать по этому звуку – стуку вагонных колес. В этом звуке была надежда. Отсвет ее, отзвук, отстук. Теперь придется жить без нее, без надежды.
Есть у Полины план «Б»? Запасной аэродром? Да, точно. Обратно – самолетом.
* * *
Уходим, уходим, уходим, наступят времена почище.
На перроне торгуют соленой рыбой, пахнущей остро и тревожно в рассветном воздухе. Воздух пахнет чем-то еще, чему Полина не может подобрать названия. Она вглядывается, вслушивается, внюхивается в этот город. Он совсем не похож ни на что, виденное ранее - резкий, шумный. Москва – тоже не пасторальная идиллия, но это этот город кажется каким-то даже инопланетным.
Что же, пора идти знакомиться с инопланетянами.
Она провела во Владивостоке сутки.
Прогулялась по набережной, видела медуз и слышала, как кричат чайки. Если услышать такой звук в порыве страсти, то ягоды будут, да. Впрочем, чем там у автора «Ягод страсти» дело кончилось, она так и узнала – руки не дошли. За всю дорогу только графу Толстому удалось надолго завоевать Полино внимание.
На одной из центральных улиц, повинуясь смутному импульсу, зашла в тату-салон. Сказала, что хочет наколоть букву «Р» и сердечко.
- Любимый человек?
- Бывший.
Они переглянулись с тату-мастером и Поля, осознав всю абсурдность ситуации, расхохоталась, и мастер с ней за компанию. Но кофе ее угостили. Вот в чем еще отличие. Открытые здесь люди, чуть грубоватые, бесстрашные и открытые. Как чайки над морем.
Но ей надо назад, в свой серпентарий.
В аэропорт.
Впервые за долгое время достает наушники.
Вот и настало время скитаний
Стюардесса изображает свою дежурную пантомиму.
Время сказать: потерпи, не спеши
Капитан произносит дежурные фразы.
Время молчать, пока нас не застали
Рев двигателей слышно даже сквозь наушники.
Время бежать в одиночку от стужи
Щелкнуть замком ремня безопасности.
Время понять, что ты больше не нужен
Кресло в вертикальное положение.
Время сказать: не держу, отпускаю
Шторка на иллюминаторе поднята.
Сердце в кулак, а ладонь разжимаю
Покатили.
Заседание восьмое. Вызываются свидетели ответчика.
- Лина, ну далось тебе это окно? Я бы сама помыла потом.
- Люблю мыть окна, - Поля водрузила ведро на подоконник.
- Давно ли? – усмехнулась мать. – Что-то не припоминаю раньше за тобой такого хозяйственного рвения.
- Десять минут трудов – и результат сразу виден, - Полина отжала тряпку. – При моей работе - большая редкость.
- Ну, мой, раз хочется, - улыбнулась мама. – А я пойду стол разбирать.
Полина мыла окно и даже напевала себе что-то под нос. Настроение впервые за долгое время стало… безмятежным. Родительский дом – это такое удивительное место, магия которого с годами становится лишь сильнее. И сейчас именно здесь Поля почувствовала то, что искала так долго – спокойствие. И не думала она сейчас ни о своих безответных чувствах, ни об их объекте, ни о том, как жить дальше. Сейчас – окно, потом помочь матери накрыть на стол, потом – посидеть за этим столом вместе с мамой и ее гостями, отмечая тридцатипятилетие трудовой деятельности учителя химии Чешко Ларисы Анатольевны. Поздравить ее придут коллеги и подруги: Раиса Сергеевна – учитель физкультуры и Галина Михайловна, учитель физики и завуч в одном лице. Такой вот женской тесной милой компанией проведут этот вечер. А завтра… Завтра видно будет. Будет день – будет и пища.
Свет разбивался в чистом стекле сотнями искорок, в нем же отражалась и сама Полина. Знакомый с детства двор казался теперь до невозможности ярким, а идущий по двору человек…
… похожим на Ракитянского.
Полина резко распахнула окно. Этаж первый, подходящая фигура была видна отчетливо. Спокойная уверенная походка, джинсы, ладно сидящие на бедрах, тонкий серый лонгслив, авиаторы на пол-лица. Руки в карманах брюк.
Нет, просто похож.
Нет, не просто похож.
Неспешно и неумолимо к ней приближался пятый всадник Апокалипсиса. Ростислав, мать его, Игоревич Ракитянский.
Тряпка из Полиных рук с отвратительным хлюпающим звуком шлепнулось на асфальт под окном.
Слава внимательно проследил за ее траекторией и местом падения. А потом снова поднял голову. Полина ухватилась за раму. Сейчас за тряпкой последует и она.
- Привет. Гулять выйдешь?
За раму она схватилась предусмотрительно. Ибо более нелепого вопроса трудно было ожидать.
- И мячик вынести?
- Можно без мячика, - он задрал очки на лоб. Подстригся совсем коротко, надо же. Вслух не говорилось ничего. Мысли куда-то делись все, и она просто молча смотрела. Одна только мысль вернулась.
Как же я по тебе соскучилась…
Слава еще какое-то время так же молча смотрел на нее, а потом вернул очки на место и двинулся к двери подъезда. И через пару секунд подал голос дверной звонок.