Люси Грей затряслась, как в зоопарке, когда Арахна Крейн упала с перерезанным горлом. Кориолан подтолкнул ее, и ноги сами понесли девушку к двери.
– Иди. Иди на сцену. Это твое алиби. Иди же!
– Нет! Если меня вздернут, то пусть и она качается рядом! – Билли Бурый бросился за ней следом.
Не раздумывая, Спрус выстрелил Билли Бурому в грудь. Его отбросило назад, и он рухнул на цементный пол. В наступившей тишине донеслась музыка из Котла – впервые с тех пор, как Люси Грей закончила свой номер. Мод Беж запела веселую песню, и публика дружно стала ей подпевать.
Живи и радуйся жизни,
Будь оптимистом…
– Лучше сделай, как он говорит, – велел Спрус Люси Грей, – пока тебя не пошли искать.
Люси Грей не могла отвести глаз от тела Билли Бурого. Кориолан схватил ее за плечи, развернул к себе.
– Иди! Все под контролем. – Он подтолкнул ее к двери.
Помни об этом каждый день,
Даже если все идет набекрень…
Люси Грей открыла ее, и они выглянули наружу. В переулке никого не было.
Живи и радуйся жизни,
Будь оптимистом,
Живи и радуйся жизни.
Зрители разразились аплодисментами и нетрезвыми криками – песня Мод Беж закончилась. Самое время спешить.
– Тебя тут не было, – прошептал Кориолан на ухо Люси Грей и выпустил ее. Девушка побрела к Котлу, Кориолан захлопнул дверь ногой.
Тем временем Сеян проверил пульс у Билли Бурого. Спрус сунул оружие обратно в мешок.
– Не трудись, оба мертвы. Я буду держать язык за зубами. Как насчет вас?
– Я тоже, разумеется, – заверил Кориолан. Сеян таращился на них, все еще пребывая в шоке. – И он. Я позабочусь.
– Тебе стоит отправиться с нами. Иначе можешь стать крайним: кому-то придется за это заплатить, – предостерег Спрус, забрал фонарь и вышел через заднюю дверь, оставив их в кромешной тьме.
Кориолан нащупал Сеяна и потащил его вслед за Спрусом. Тело Мэйфэр он задвинул в сарай ногой и плотно прикрыл дверь, надавив плечом. Ну вот. Ему удалось войти и выйти, ни к чему не прикасаясь. Не считая автомата, из которого он убил Мэйфэр, – на нем наверняка остались его отпечатки пальцев и ДНК, но Спрус заберет оружие с собой, покидая Дистрикт-12 навсегда. Последнее, чего хотелось Кориолану, – повторить сценарий с платком. В ушах у него так и звучал голос директора Хайботтома…
«Слышишь грохот, Кориолан? Это рушится величие дома Сноу».
Он вдохнул ночной воздух. Донеслись звуки музыки без слов – похоже, Люси Грей вернулась на сцену, хотя петь пока не могла. Схватив Сеяна за локоть, он протащил его вдоль сарая и проверил проход между зданиями. Пусто.
– Ни слова! – прошипел Кориолан.
Зрачки у Сеяна были расширены, на воротнике темнели пятна пота. Он послушно повторил:
– Ни слова.
Внутри Котла они вернулись на свои места. Дылда сидел, прислонившись к стене, в полном отрубе. По другую сторону от него Улыба болтал с девушкой, Блоха налегал на виски. Похоже, их отсутствия никто не заметил.
Инструментальный номер закончился, и Люси Грей нашла в себе силы снова петь – выбрала песню, в которой ей подтягивали все музыканты. Умница! Наверняка тела обнаружат именно они, ведь сарай служит для них комнатой отдыха. Чем дольше музыканты останутся на сцене, тем надежнее алиби, тем дальше Спрус унесет оружие от места преступления и тем сложнее будет разобраться в последовательности событий.
Сердце Кориолана бешено колотилось в груди, пока он пытался оценить ущерб. О Билле Буром никто плакать не станет, разве что Кларк Кармин. А вот о Мэйфэр, единственной дочке мэра… Спрус был прав: кому-то придется за нее заплатить.
Люси Грей перешла к песням по заявкам, и все пятеро музыкантов оставались на сцене до конца представления. Мод Беж, как обычно, собрала деньги, пройдя между зрителей со своей увитой лентами корзинкой. Люси Грей поблагодарила всех, исполнители поклонились в последний раз, и публика начала расходиться.
– Теперь поскорее уходим, – тихо сказал Кориолан Сеяну.
Они подхватили Дылду под руки и пошли прочь. Блоха со Улыбой поплелись следом. Не успели они отойти и двадцати ярдов, как ночной воздух прорезали истерические крики Мод Беж, и все повернули обратно. Кориолану с Сеяном ничего не оставалось, как последовать их примеру, чтобы не вызвать подозрений. Раздались свистки миротворцев, и пара офицеров жестами велела им возвращаться на базу. Затерявшись среди других солдат, они промолчали всю дорогу, дождались, пока соседи по комнате захрапят, и потихоньку выскользнули в туалет.
– Мы ничего не знаем, вот и вся история! – прошептал Кориолан. – Выходили из Котла отлить, потом сидели до конца шоу.
– Ясно, – кивнул Сеян. – Как насчет остальных?
– Спрус давно ушел, Люси Грей никому не расскажет, даже своим – не захочет подвергать их опасности, – сказал Кориолан. – Завтра мы оба изобразим похмелье и проведем весь день на базе.
– Да-да, на базе. – Сеян был в таком смятении, что себя не помнил.
Кориолан взял его лицо в ладони и проговорил:
– Сеян, это вопрос жизни и смерти! Держи себя в руках!
Сеян так и не уснул, проворочался всю ночь. Кориолан снова и снова проигрывал в голове стрельбу. Он убил во второй раз. Если в случае с Бобином это была самозащита, то как насчет Мэйфэр? Преднамеренное убийство? Нет, конечно! Да это вообще нельзя назвать убийством! Просто такая форма самозащиты. Хотя Мэйфэр не держала в руках ножа, у нее хватило бы власти, чтобы повесили и его, и Люси Грей, и всех остальных. Кориолан не видел, как она умерла, не успел рассмотреть тело, поэтому реагировал не так остро, как в случае с Бобином. Или же дело в том, что второе убийство совершить легче? Все равно он поступил бы точно так же, доведись ему пережить эту ночь снова!
На следующее утро к завтраку вышли даже их страдавшие похмельем соседи по казарме. Улыба узнал новости от знакомой медсестры, дежурившей в клинике, когда привезли тела.
– Оба местные, одна – дочка мэра. Другой – музыкант, но не из тех, что мы слушали вчера. Их убили в гараже позади Котла. Прямо во время шоу! Только никто ничего не слышал из-за музыки.
– Убийцу нашли? – спросил Дылда.
– Пока нет. Хотя у местных вообще не должно быть оружия, оно постоянно всплывает то здесь, то там, – напомнил Улыба. – Их убили свои.
– Откуда это известно? – спросил Сеян.
«Заткнись!» – подумал Кориолан. Зная Сеяна, он боялся, что тот того и гляди признается в убийствах, которых даже не совершал.