— Говорят, он продавал Сару своим дружбанам. Это правда?
Жанетта жадно затянулась сигаретой.
— Это личное, — коротко бросила она. — Но правда.
А что предприняла ты как мать? — хотелось крикнуть мне.
Но я промолчал. Одному богу известно, какие сражения случались в этой квартире.
— Что происходило, когда она уехала в США? Он и там устраивал ей проблемы?
— Вряд ли, — ответила Жанетта. — Или скажу так: при жизни этот человек был проблемой. Для всех и каждого. Но со временем проблемы менялись. Сразу после отъезда Сары в Штаты его настиг первый удар. С тех пор он покидал квартиру лишь считаные разы. Последний раз его ограбили и избили.
Значит, Дженни и тут говорила правду. Сарин папаша никаких проблем в Техасе не устраивал. Так кто же тогда Люцифер?
Я спросил Жанетту, в ответ она бросила на меня равнодушный взгляд:
— Вон вы о чем. Да, дружбаны иной раз звали его Люцифером. Но в США он не бывал.
Я направил разговор в другое русло. Но сердце стучало как сумасшедшее. Что-то подсказывало мне, что идентифицировать Люцифера из дневника очень важно.
— А как обстояло с Сариным бывшим? Кажется, его Эдом звали?
Жанетта прислонилась головой к выключенной вытяжке.
— Ну, это тот еще кадр. Ведь на последние деньги купил билет на самолет, чтобы опять подобраться к ней поближе и изгадить ей жизнь. Но вы, небось, спрашиваете про него, потому как хотите выяснить, не мог ли он быть истинным преступником. На этот вопрос я должна ответить отрицательно. Эд в жизни не сумел бы реализовать такой навороченный план — убить кучу людей и безнаказанно смыться.
На ее лице играла улыбка. И я вдруг разглядел, что когда-то она была очень хорошенькая. Пока жизнь не отняла у нее все силы и красоту.
Впрочем, я не очень-то поверил оценке, которую она дала способностям бывшего парня Сары. Надо бы послушать, что скажут о нем другие. Вопрос лишь в том, как это осуществить.
— Как фамилия Эда? — спросил я.
— Свенссон, — сказала Жанетта. — Да и зовут его не Эд, а Эдвард.
Она явно начала нервничать. Возможно, ее мучил абстинентный синдром, а возможно, просто общая тревожность. Надо заканчивать, пока меня не выставили.
Я взглянул на часы.
— Я здесь уже давно. И скоро уйду. Осталась парочка коротких вопросов. Бобби прилагал большие усилия, стараясь помочь Саре. Вы не знаете, почему она отказалась принять его помощь?
— Наверно, потому, что ей позарез надо было взять эти убийства на себя, — сказала Жанетта, и впервые голос у нее дрогнул. — Другого объяснения у меня нет.
— Они с Бобби дружили?
— Да, и очень близко.
Я вызвал в памяти Бобби, каким он предстал передо мной при первой встрече в нашей конторе. Неужели можно близко дружить с таким человеком? Это превосходило мое разумение.
— Не знаете, где мне сейчас найти Бобби? — спросил я. — Не хочу без нужды вас тревожить, но мне важно повидать его.
О Дженни Вудс, погибшей при наезде, я упоминать не стал. Это уж слишком, для кого угодно.
Жанетта опять закашлялась. Мокрота забила горло. — Вы сказали, Бобби приходил к вам и просил разобраться в деле Сары?
Я кивнул. За короткое время Жанетта уже вторая, кто усомнился именно в этой части моей истории. Первой была Дженни.
— Очень-очень странно, — сказала она. — Ведь Бобби не живет в Швеции.
Я с удивлением воззрился на нее:
— А где он живет?
— В Швейцарии. Надо полагать, он единственный швед, который эмигрировал туда и стал шоферить на грузовике.
Я наклонил голову набок.
— Может, он в отпуске. Почему бы ему именно сейчас не находиться в Швеции? Швейцария не так уж и далеко.
Жанетта молча отложила сигарету.
— Бобби не такой, как его сестра, — сказала она. — Хоть мы и не видимся, он регулярно дает о себе знать. Если не удается позвонить самому, мне звонит его подружка. Поверьте, за последние недели он ни на день не покидал Швейцарию. — Прищурившись, она смотрела на меня. — Похоже, кто-то вас разыгрывает. Потому что моего Бобби вы не встречали, я совершенно уверена. — Не дождавшись от меня ответа, она вышла в переднюю. — Идемте со мной.
Мы остановились возле фотографии на комоде.
— Вот мой Бобби, — сказала Жанетта. — Это он приходил к вам в контору?
Я не мог оторвать глаз от фотографии.
Потому что человек, смотревший на меня, ничем не походил на парня, который явился ко мне в контору и представился как Бобби Телль.
24
Если бы мог, я бы, конечно, все прекратил, как только увидел фото Бобби. Но я уже увяз. На чашу весов брошены моя свобода и будущее. То есть я должен разобраться, в какое дерьмо угодил.
На обратном пути в город дождь лил как из ведра. Прокатная машина воняла пластиком, а от меня уже несло потом. Потом и табачным дымом. Напоследок я узнал от Жанетты, как связаться с Сариной старшей сестрой. С Марион. Я позвонил ей из машины.
— Мама уже позвонила мне и предупредила насчет вас, — сказала сестра. — К сожалению, я вряд ли смогу помочь.
— И все же мне бы очень хотелось с вами встретиться, — сказал я.
— Сожалею. Я не хочу в это ввязываться.
Нажатие кнопки — она пропала.
Так легко ей не скрыться. Через две минуты я уже выяснил ее адрес. К моему удивлению, она жила на Кунгсхольмене, в двух сотнях метров от стокгольмской ратуши.
Снабдив меня телефоном дочери, ее мамаша высказалась весьма загадочно:
«Мы-то все ей не чета. Но вы ей понравитесь».
Итак, ее зовут Марион. Смелая фантазия, какую проявила Жанетта, давая имена своим детям, заслуживает всяческих похвал. Бобби и Марион. У одной только Сары имя нормальное.
В половине четвертого я подъехал к дому Марион. Поставил машину прямо под знаком «Парковка запрещена» и побежал к домофону. На звонок никто не ответил.
Но я по-прежнему не думал сдаваться. У меня куча вопросов и крайне мало ответов. И пусть кто-нибудь только попробует действовать мне наперекор.
Я позвонил одному из соседей Марион. Тут мне повезло больше. И через несколько секунд меня впустили в подъезд. Адвокат, пришедший по срочному делу, все равно что полицейский с оружием на изготовку. Народ предпочитает не связываться, сразу идет на попятный.
В подъезде шел ремонт. Пластик, бумага, банки с краской сиротливо стояли возле стен. По воскресеньям маляры не работают. Как все нормальные люди. Лифт я вызывать не стал, бегом поднялся на третий этаж, где жила Марион. «М. Телль» — стояло на дверной табличке. Не помню, сколько раз я звонил. Наверно, раза три или четыре. Из квартиры не долетало ни звука. В конце концов один из соседей открыл свою дверь. Пожилой мужчина, с виду сердитый.