Жозефина рассмеялась. Она протянула ему руку, он ее любезно поцеловал.
Затем они прошли в гостиную, и там Жозефина предложила:
– Ваше Величество, я хотела бы представить вам мою дочь и внуков.
Жозефине было уже за пятьдесят, и несчастья последних лет сделали ее настоящей бабушкой. Два ее внука, Наполеон-Луи, которому было девять лет, и Шарль-Луи-Наполеон, которому 20 апреля должно было исполниться шесть, обожали бабушку, разрешавшую им все, что запрещала мать. Она кормила мальчишек сладостями, бегала с ними по аллеям парка, старательно выполняла упражнения с игрушечными ружьями.
Ее дочери Гортензии совсем недавно исполнился 31 год. Она была весьма привлекательна, но ее жизнь с Луи Бонапартом, как мы уже знаем, сложилась несчастливо, и это наложило отпечаток на ее характер.
Император Александр поздоровался со старшим мальчиком Гортензии и погладил по головке младшего. Мог ли тогда кто-нибудь из присутствовавших предположить, что этот ребенок через 38 лет станет императором Франции Наполеоном III?
– Что бы вы хотели, чтобы я сделал для них? – спросил российский император у Гортензии.
– Благодарю, Ваше Величество, я очень тронута вашей заботой, но мне нечего пожелать для моих детей, – холодно ответила дочь Жозефины.
Королева Гортензия. Худ. Анн-Луи Жироде де Русси-Триосон
Она явно не желала показывать благожелательность по отношению к человеку, объявившему себя личным врагом Наполеона.
– Позвольте мне быть поверенным в их делах? – осторожно спросил император Александр, обращаясь уже к Жозефине.
После этого он вновь повернулся к Гортензии:
– Я понимаю, мадам, что своим предложением я причиняю вам боль. Поверьте, в Париж я прибыл, враждебно настроенным к семье Бонапартов, но здесь, в Мальмезоне, я нашел нежность и мягкость. И теперь я искренне хочу отплатить за это добром.
Гортензия очень понравилась императору Александру, и ему действительно хотелось сделать что-нибудь доброе для нее и ее детей.
Ему приглянулась Гортензия. Он испытывал к ней отчасти романтические чувства. Возможно, они получили бы развитие, если бы обстоятельства или Гортензия это позволили.
Дэвид СТЭКТОН
«Бонапарты»
– Сегодня я должен был быть в Париже с другими монархами, – продолжил Александр, – а я здесь, в Мальмезоне, и ничуть об этом не жалею.
После этого русский император предложил обеим дамам прогуляться по парку, но многоопытная в подобного рода делах Жозефина, сославшись на недомогание, которого, конечно же, не было и в помине, предусмотрительно осталась дома.
С каждой минутой разговор российского императора и Гортензии становился все более и более откровенным. Она призналась ему во всех своих несчастьях с Луи Бонапартом: после смерти первенца она все время живет в ожидании еще какой-то беды, она так одинока…
– Но вы же еще так молоды, и у вас столько друзей! – воскликнул российский император. – Вы несправедливы к Провидению!
– А что, Провидение говорит с русским акцентом? – кокетливо спросила его Гортензия.
Александр тоже начал откровенничать с ней, а когда она поинтересовалась, почему он расстался с императрицей, ответ не оставил никаких сомнений:
– Ради бога, не говорите больше о ней. У моей жены нет лучшего друга, чем я, но соединиться вновь мы не сможем никогда.
После такого ответа на месте Гортензии ее мать пошла бы дальше. Ковать железо, пока горячо – это всегда было ее жизненным принципом. Но в отличие от Жозефины Гортензия была застенчивой и уж точно – совсем не авантюристкой. Дальше аллей парка они не зашли…
Однако Александр сделал выводы из этой прогулки, и вскоре он добился того, что новоявленный французский король присвоил стыдливой любительнице прогулок титул герцогини де Сан-Лё (по названию имения, которым она владела в Сан-Лё-Таверни, что возле города Шантийи).
При прощании с Александром в знак большой признательности Жозефина подарила ему великолепную камею, подарок от римского папы, преподнесенный ей в день коронации, а также великолепную чашу со своим миниатюрным портретом.
После этого визита, не оставшегося незамеченным, Мальмезон стал местом встреч влиятельных людей со всей Европы.
Вслед за царем в Мальмезоне побывали немецкие князьки и король Пруссии. Австрийцы не появлялись. Двадцатого числа приехал Шарль де Флао, любовник Гортензии, и сделал ей предложение. Но Гортензия решила, что развод с Луи лишит ее опеки над детьми и денежного содержания, предоставленного по договору в Фонтенбло (400 000 франков в год, ни разу не выплаченных).
Дэвид СТЭКТОН
«Бонапарты»
Жозефина принимала всех с достоинством, ведь на какое-то время она снова стала первой дамой Франции. Брошенная за ненадобностью, она стала наслаждаться коротким «бабьим летом» популярности и в своей роли отверженной жены получала покровительство всех властвующих особ и высокопоставленных офицеров, которые прибывали в Париж как победители.
Странная болезнь
Беда, как это обычно и бывает, подкралась незаметно. 10 мая 1814 года здоровье бывшей императрицы вдруг неожиданно испортилось. Произошло это как раз в тот момент, когда император Александр в очередной раз прибыл повидать Жозефину и отобедал с ней в Мальмезоне. Пересиливая страдания, она осталась в салоне для беседы. После обеда все стали бегать взапуски на прекрасном газоне, находившемся перед замком. Жозефина тоже попыталась принять участие в игре, но силы вдруг изменили ей, и она была вынуждена присесть. Изменение ее состояния не осталось незамеченным. Ей задали массу заинтересованных вопросов, на которые она старалась отвечать с улыбкой. Она уверяла, что немного отдыха пойдет ей на пользу, и все гости поспешно удалились, думая, что действительно назавтра она будет чувствовать себя лучше.
На следующий день, желая успокоить окружавших, она решила совершить свою обычную прогулку, но тут ей стало совсем худо, и ее проводили в знаменитую красную комнату в состоянии, которое сильно встревожило всех. День явно не удался. У Жозефины случилось несколько обмороков подряд. Ночью ей стало еще хуже. Нечто, похожее на бред, охватило ее. Сильно возбужденная, она много говорила, несмотря на то, что вызванный врач активно запрещал ей напрягаться.
Ее простуда ни у кого не вызывала беспокойства, но она никак не могла от нее отделаться, и ее это угнетало. Едва услышав имя Наполеона, она начинала плакать. Она волновалась о том, что будет с ее детьми, особенно с Эженом.