Дети взрослым не игрушки - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Мурашова cтр.№ 36

– Я хочу познакомиться с Михаилом.

* * *

Я уверена, юноша ничего не изображал специально в плане крупной моторики, но движения его действительно выглядели чуть-чуть скованными, механическими. Или это мне просто казалось из анамнеза?

Хорошего среднего роста, правильные черты лица, аккуратная стрижка, чуть тускловатые серые глаза.

– Ты не хочешь ничего у меня спросить? Рассказать? Обсудить?

– Нет, но я готов ответить на все ваши вопросы.

Абсолютно пустая встреча. У Михаила хорошая речь, он спокойно и, кажется, откровенно рассказывает о семье, учебе, жизни в гимназии, внешкольных занятиях. Ничего нового, все это я уже знаю от матери. Отвечает строго на мои вопросы. Не отклоняется в сторону. Заканчивает все предложения. На прямой вопрос: зачем ты делаешь из себя робота? – отвечает то же, что когда-то ответил матери: так удобнее. На вопрос – в чем же удобнее? – ответ: практически во всех областях жизни.

– Тут есть какая-то закавыка, но я ее никак не могу словить, – честно призналась я. – Либо я чего-то еще не знаю, либо не вижу очевидного. Если ты захочешь еще поговорить – приходи.

Михаил кивнул без улыбки. И, уже уходя, в тускловатых глазах – что-то похожее на вызов, вопрос: назовите хотя бы одну причину, почему человеком быть выгоднее, чем роботом?

– Выгоднее? – я не сразу нашлась.

Он кивнул понимающе: ну вот видите… – и ушел.

Я потом еще некоторое время с ним мысленно дискутировала (все знают, как это бывает, у психологов после неудач – то же самое, только короче, иначе быстро рехнешься), подбирала хорошие, яркие аргументы, один, мне показалось, нашла. Но Михаила-то рядом не было…

* * *

Опять мать.

– Мы его спросили о профориентации. Он сказал: а как вы думаете, куда было бы целесообразно – с моими оценками, после моей гимназии? Тут я завизжала, что это он должен решать. Это же его жизнь! Он тут же сказал: хорошо, я решу. И замолчал. Я несколько побегала по стенкам, потом сказала: может, к психологу сходить, посоветоваться? Он сказал: очень хорошая идея, спасибо, мама.

Я опять подумала, что большинство родителей шестнадцатилетних (Михаилу уже исполнилось шестнадцать) мальчиков от зависти бы взвыли. И вместе с этой мыслью показалось: что-то нащупала!

– Зовите.

– Главное стремление человека – быть счастливым. Иногда (часто) – делать счастливыми других. Твое решение – стать как робот – не сделало счастливым никого.

– Вы уверены?

– Безусловно. Твоя мать пришла ко мне со своей тревогой: помогите, с сыном что-то не так. Ты сам тоже счастливым, уж извини, не выглядишь.

– То есть вы хотите сказать, что, если бы я хамил родителям и учителям в ответ на любое их указание, зависал в стрелялках и «Вконтакте», орал, бил посуду, получал двойки, срывал уроки и прыгал по крышам, как обычный, нероботизированный подросток, количество счастья вокруг и внутри меня резко увеличилось бы?

– Э-э-э… ну, подростковый максимализм в тебе, по крайней мере, присутствует в нормальных, положенных по возрасту дозах… и на том, как говорится, спасибо…

– Ответьте! – потребовал Михаил. Глаза гневно заблестели.

Я мысленно похвалила себя: выманила из норки. И что теперь?

– Когда это началось? – спросила я. – Ты помнишь?

На положительный ответ не надеялась, просто тянула время, собираясь с мыслями. Однако, как ни странно, он помнил.

* * *

У родителей Михаила всегда, сколько он себя помнил, был стандартный речевой оборот: что это ты такое делаешь? Такие мальчики нам не нужны! Нам нужны такие мальчики, которые… (далее внятно излагалось, что конкретно делают или не делают потребные им мальчики).

Пример: чего это ты разнюнился? Нам такие мальчики не нужны! Нам нужны мальчики, которые уже взрослые, не изводят маму и идут своими ножками.

Со временем этот оборот по форме исчез, но по сути никуда не делся. Смышленому Михаилу всегда было вполне ясно, какие именно мальчики нужны родителям, учителям, преподавателям в кружках и т. д.: послушные, вежливые, услужливые, готовые помочь, упорно решающие поставленные перед ними задачи, не сдающиеся от неудач, не проявляющие ярко своих эмоций (прыгать и вопить от радости и орать и ругаться от горя – все это равно не одобрялось), говорящие и делающие ровно то, что от них ожидают (ожидания всегда озвучиваются, если правильно спросить). Где-то лет в двенадцать Михаил, который много читал, спросил себя: что же это за мальчики-то такие, которые удовлетворяли бы всем этим требованиям? И довольно быстро нашел ответ: это мальчики-роботы.

– Сколько я живу, у меня никто никогда не запрашивал ничего моего, человеческого, – сказал мне Михаил. – Никому не было интересно и нужно, чтобы были противоречия, чтобы я говорил, делал что-то свое, наперекор им. Всем нужно, нравится, чтобы с ними соглашались. Придумывали – в тех рамках, которые они сами задали. Учитель задает вопрос; если догадаешься, какой(ие) у него ответ(ы) в голове уже готов(ы), – все в порядке. Сейчас вот с девушками все то же самое. Если говоришь то, чего она от тебя ждет (а догадаться, поверьте, нетрудно), – ты хороший. Меня, самого меня, человека, противоречивого и часто просто жалкого, унылого и противного, никто никогда нигде не ждал, понимаете?

А что, если представить себе, что я – робот? – подумал я. Представил, сыграл. Сразу все так упростилось. Я не особо умный, не особо красивый, совсем не сильный – ну, вы сами видите. Но меня сразу стали хвалить, в пример ставить. Мальчики-роботы всем нужны. И всем нравятся. Вы говорите: перестань! Стань обратно человеком. Вы думаете, будет лучше? Кому?

Давайте спросим хоть бы и у мамы. Ну вот я стану как мои одноклассники. Сброшу панцирь, стану человеческим подростком – буду говорить что думаю, спорить со всеми (потому что большинство взрослых такую чушь несут!), хамить, если достанут, сидеть в инете… Она хочет?

Мы тут же и спросили (благо мама сидела в коридоре). Как вы думаете, что она ответила?

Мама Михаила все взвесила и отказалась. Ладно, сказала она, если так ставить вопрос, то к текущему положению дел я уже как-то приспособилась. А как будет, если он сейчас возьмется другую роль играть, да еще и с перехлестом? Трудный подросток, чтоб нам жизнь малиной не казалась, типа «получи, фашист, гранату»? Не, я этого не хочу. Пусть уж дорастет как есть и дальше делает что хочет. Хоть в театральный институт поступает. «Вот видите…» – сказал Михаил. Смотрел он в сторону и говорил бесстрастно. Может быть, мне просто показалось, что в уголке его глаза блеснула слеза…

– Поговорите с ним! – почти истерически выкрикнула женщина, втолкнула в предбанник моего кабинета рослого юношу, захлопнула дверь и, кажется, даже подперла ее плечом с той стороны.

– Ну что ж, проходи, что ли… – уныло сказала я. Начало не обещало ничего хорошего.