Деньги, по некоторым источникам, дали англичане, кажется, через посредство датского банкира Кнутсена. Никаких выгод они от этого не получили. А вскоре Екатерина столкнулась с коварством Англии – в первый, но не в последний раз. Оказалось, что, строго говоря, Россия и Англия находятся… в состоянии войны! Потому что всю вторую половину Семилетней войны Англия тайно субсидировала Пруссию, воевавшую в том числе и с Россией. Через три года после окончания войны пришлось заключать уникальный мирный договор – до этого не объявляя друг другу войну и не воюя. Бывают в истории Большой Политики и такие курьезы…
В 1780 г. последовало очередное обострение отношений. Русские войска взяли турецкую крепость Очаков, одну из сильнейших, считавшуюся неприступной. Возможно, русские просто не знали, что военные специалисты всей Европы считают Очаков неприступным, – вот и взяли по известной русской бесшабашности. Англичане предъявили форменный ультиматум, требуя вернуть Очаков Турции – чтобы восстановить таким образом справедливость, надо полагать. У англичан было в обычае заступаться за «обиженные» страны – при том, что сами они чужие территории захватывали прямо-таки с простодушным цинизмом. Екатерина категорически отказала, Очаков так и остался русской крепостью – а Екатерине доброжелательности к Англии это не прибавило, наоборот.
У англичан были и другие веские причины для беспокойства – за десять лет до этого в Чесменской бухте (на побережье Малой Азии) русская эскадра разбила и практически уничтожила турецкий флот.
На Средиземном море появился новый сильный игрок, с которым следовало считаться, – а это англичан категорически не устраивало. Они еще в середине XVIII в. разработали главную доктрину своей европейской политики: не допускать чрезмерного усиления в Европе какого-то одного государства, способного всерьез угрожать английским интересам (тот же Черчилль упоминает об этом часто и откровенно).
В Англии стали раздаваться голоса, что с Россией следует воевать, пока она как раз не усилилась чрезмерно. Но по зрелом размышлении от этой идеи благоразумно отказались. Ничего не получилось бы. На суше Россию было не достать – проще говоря, оказалось некого науськать. Пруссия слишком хорошо помнила, что такое русская армия, однажды непринужденно заглянувшая в Берлин, – и сделали выводы. Швеция, только что чувствительно получившая от России по сусалам (тогда и потеряла часть Финляндии), боевым пылом тоже не горела. Австрия – тем более. Устраивать морскую экспедицию на Балтику с нападением на Кронштадт тоже было проблематично: кроме русского, там действовали датский, шведский и прусский военные флоты, еще неизвестно как отнесшиеся бы к английскому вторжению. Ну а Средиземное море… К тому времени Великую Британию смело можно было назвать повелительницей морей – но вот Средиземное, не впадая в излишний патриотизм, после разгрома Турции смело можно было назвать русским озером. Никакой флот, даже самый сильный, не способен воевать без поддержки с берега, баз и берегового снабжения. А вот баз у англичан в Средиземноморье как раз и не было. Зато русские корабли базировались на греческих островах и в нескольких итальянских портах. К тому же у них в распоряжении был «москитный», но весьма многочисленный флот греческих пиратов, получавших от русских нешуточную поддержку оружием, деньгами и боеприпасами – в основном для борьбы с турецкими кораблями и кораблями мусульманских стран Средиземноморья (некоторые греки нахально действовали под русскими флагами, на что русские смотрели сквозь пальцы).
Одним словом, в Средиземном море Россия сидела прочно. Быть может, канцлер Екатерины Безбородко не так уж и преувеличивал, когда говорил своим молодым дипломатам:
– Не знаю, молодые люди, как будет при вас, а вот при нас ни одна пушка в Европе без нашего позволения выстрелить не смеет!
Нужно еще учитывать, что в Средиземноморье базировались флоты Франции и Испании – давних и упорных соперников Англии, вряд ли принявшие бы ее сторону в англо-русской морской войне. Та же Франция всерьез опасалась усиления России на Средиземном море, агенты французской разведки даже пытались совершить несколько диверсий на русских верфях в Крыму и Новороссии (но были вовремя сцапаны русской контрразведкой). Однако вековая ненависть к Англии могла и пересилить – как и у Испании.
В общем, англо-русской войны на сей раз не получилось. А к Великой Британии Екатерина уже давно испытывала самую стойкую неприязнь – соперники определились. Состоялся еще один эпизод натуральнейшей «холодной войны». Изо всех сил пытаясь разгромить северо-американских «мятежников», англичане, не полагаясь только на собственные силы, наняли в германских государствах (в основном Гессене) изрядное количество солдат. И обратились к России с просьбой предоставить для той же цели двадцатитысячный экспедиционный корпус.
Екатерина решительно отказала. Она оказалась в сложном положении. С одной стороны, как государыня, правившая по всем правилам абсолютизма, не могла питать никакой симпатии к чьим бы то ни было «мятежным подданным». С другой – подворачивался удобный случай нанести Англии ущерб, не прилагая для этого никаких трудов. Как опытный политик и государственный деятель она выбрала второе. Правда, и «мятежников», в отличие от монархической же Франции, не признала…
И вскоре пошла еще дальше. Проиграв на суше, англичане старались на море максимально затруднить торговлю новорожденной республики с европейскими странами. Английские военные корабли стали захватывать корабли нейтральных стран с самыми мирными грузами, отчего торговля с Америкой резко сократилась, а иногда и вовсе прерывалась.
Тогда Екатерина объявила декларацию о вооруженном нейтралитете. Она провозглашала право торговых судов нейтральных стран посещать порты воюющих держав; на нейтральных судах собственность воюющих держав провозглашалась неприкосновенной, за исключением оружия, боеприпасов и военного снаряжения. Все препятствия, чинившиеся англичанами торговле с США, объявлялись незаконными (как оно и было согласно тогдашнему морскому праву).
Причем это были не пустые слова. На важнейшие торговые морские пути вышли три русских военных эскадры, готовые силой обеспечить принципы «вооруженного нейтралитета». К ним примкнули флоты Швеции и Дании, тоже крайне заинтересованные в торговле с США. Англичане злились, но на вооруженный конфликт пойти так ни разу и не решились – последствия могли оказаться самыми непредсказуемыми…
Англичане в ответ попытались сколотить антирусскую коалицию в крайне тяжелый для России момент – когда Россия одновременно вела войны на юге с Турцией (1787–1791), а на севере – со Швецией (1788–1790). Провалилось. Что любви и доверия у Екатерины к Англии не прибавило.
Было время, когда отношения чуточку улучшались. Обе страны сближало и резко отрицательное отношение к французской революции (и особенно казнь венценосной четы), и чрезмерная активность молодого генерала Бонапарта в Италии. Английские банкиры даже предоставляли России кредиты. Отношения иногда улучшались, но никогда не теплели – каждая страна уже понимала, что другая является ее главным геополитическим противником.
В общем, когда-когда, а уж при Екатерине Великой английская коса не pаз с хрустом ломалась о русский камень…