История Сицилии - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 95

Как показали результаты голосования, сицилийцы радовались ничуть не меньше своих новых соотечественников. Ведь они, в конце концов, были куда больше итальянцами, чем испанцами; пусть король был из Пьемонта (скорее, человеком гор, чем человеком моря, причем правил достаточно далеко от Сицилии, чтобы относиться к нему терпимо, оставаясь итальянцами), но казалось, что уж теперь-то им позволят сыграть значительную роль в определении собственной судьбы. Во всяком случае, они на это надеялись.

В восприятии сицилийцев объединенная Италия – во многом из-за грубых ошибок, допущенных Турином, – начала свое существование не лучшим образом. Новое итальянское правительство ненавидели, пожалуй, даже больше, чем предшествовавших ему Бурбонов. Население Сицилии возмущалось не только отказом предоставить обещанную автономию, но и избавлением от Гарибальди, который удостоился, как говорится, лишь благодарности сквозь зубы за все свои поразительные свершения. Недоверие Кавура к этому безупречному национальному герою побуждало главного министра при любом удобном случае бросать тень на репутацию Гарибальди. Управление островом передали людям, которых сам Гарибальди презирал; многие его чрезвычайно разумные рекомендации были сознательно проигнорированы ^[180]. Но Кавур забыл о колоссальной популярности своего соперника; более того, он не смог осознать того факта, что, по глубокому убеждению сицилийцев, именно они 4 апреля 1860 года сделали первый шаг к освобождению и объединению Италии. Так неужели аннексия – вдобавок со стороны Пьемонта, подумать только! – окажется их наградой?

Чиновники, которых Турин присылал навести порядок на Сицилии, быстро утрачивали иллюзии относительно поставленной им задачи. Они ожидали найти на острове тот же Пьемонт, разве что беднее и печальнее; вместо того они попадали в совершенно другой мир, опиравшийся на иную систему ценностей. О северных ценностях здесь нисколько не задумывались. Семейственность, например, вовсе не считалась пороком: напротив, обязанностью любого порядочного человека было сделать все возможное, чтобы помочь своей семье и своим друзьям ^[181]. Патронат тоже рассматривался как «естественный» обычай, на нем зиждились все сделки и все соглашения, и «клиентская» сеть раскинулась по всему острову. Прочие проблемы были не менее значительны: крепкое и глубоко реакционное духовенство, которое в большинстве своем желало реставрации Бурбонов; потенциально опасные группы революционеров мечтали о независимой сицилийской республике. В подобных условиях организовать справедливое и беспристрастное управление не представлялось возможным; потому туринские бюрократы, которым полагалось что-то изменить, лишь пожимали плечами и торопились покинуть Сицилию, почти сразу после прибытия на остров подавая заявление о переводе.

После 1870 года вся горечь и обиды на Пьемонт, продолжавшие терзать Сицилию, оказались направлены на королевство Италия; в особенности островитян возмущали два института, этакое олицетворение всех «грехов» нового государства: налогообложение и воинская повинность. Что касается налогов, тут в недовольстве не было ничего нового; налоги существовали всегда, и всегда же Сицилия старалась избежать их уплаты, изобретая порой удивительно артистичные способы уклонения. Собирание налогов на острове находилось почти под полным контролем местных деревенских «боссов»; друзей и родственников мэра обычно освобождали от налогообложения. Если образно, с крестьянского мула налог взимали, а с рогатого скота крупного помещика – нет. С воинской повинностью все обстояло серьезнее. Бурбоны так и не осмелились ее ввести; попытка Пьемонта навязать острову эту практику едва не привела к революции. Сицилия была почти исключительно сельскохозяйственным обществом, причем таким, где женщины оставались в своих домах. Никогда и нигде на острове они не трудились в полях и крайне редко появлялись на улицах. Отсюда вытекало, что, если забрать в армию мужчину, одной парой рук для возделывания земли, посева семян и сбора урожая станет меньше. Чтобы не допустить подобного, островитяне шли на отчаянные меры: детей попросту не пускали в школу, мальчиков записывали в приходские книги как девочек, на комиссаров по призыву нападали. Из тех невезучих, которым вопреки всем усилиям пришлось все-таки отправляться на службу, половина дезертировала, еще не добравшись до казарм.

Коротко говоря, Сицилия – в особенности западная часть острова, где крупных имений было меньше, а бедность преобладала – постепенно становилась оплотом беззакония. Никто не стыдился быть лодырем или даже дезертиром, поскольку островитяне не проявляли лояльности по отношению к новому государству. Тот факт, что итальянское правительство было либеральнее автократов-Бурбонов, лишь облегчал махинации (или позволял вообще игнорировать указы «сверху»). Правительство поделило остров на шесть провинций и учредило четыре полицейских отряда, которые жарко соперничали между собой. Разыскиваемые преступники без труда проскальзывали из зоны ответственности одного отряда в другую. Бандитизм процветал; в Палермо похитили британского консула, за одну ночь вырезали десяток человек. В целом на острове показатель убийств в десять раз превышал аналогичный для Пьемонта и Ломбардии.

Как с этим справиться? Итальянское правительство применило фактически единственный доступный ему вариант действий – решило ответить на силу силой. Генерал Джузеппе Говоне имел замечательный послужной список. Он отличился в битве при Мадженте, а также, что несколько удивительно, в ходе Крымской войны ^[182], где под Балаклавой стал очевидцем знаменитой атаки легкой бригады ^[183]. В 1862 году, хотя ему еще не исполнилось сорока, его назначили управлять Сицилией и наделили обширными полномочиями, в том числе правом казнить и миловать; по сути, он мог поступать как заблагорассудится. В итоге на острове установился порядок, подозрительно напоминавший деспотизм. Людей арестовывали без суда и держали в заключении многие годы; брали в заложники и нередко казнили; запасы воды урезались; пытки получили широкое распространение. Народ все сильнее презирал правительство, да и сам Говоне сделался объектом нападок, ибо он пытался доказать местному парламенту, что никакие другие методы не будут работать «там, где еще не завершился цикл перехода от варварства к цивилизации». Протесты обернулись парламентским расследованием, отставками в правительстве и некоторым числом дуэлей среди депутатов. Говоне признали невиновным, однако сочли безопаснее вернуть его на материк. Сицилия снова осталась без руководства.