«А вдруг Лазарус прав? – подумала она, и ее взволнованное лицо отразилось в витрине посудной лавки. – Вдруг я иду по тому же пути, что и Евлалия Дийё? Вдруг, вдохнув долю своей человеческой сущности в отголосок, я теперь получу взамен частицу его природы? Вдруг я стану воспроизводить внешность любого, кто мне встретится?»
Глаза Офелии переместились с отражения на Элизабет за ее спиной. Офелия сразу не заметила девушку, но та сидела на невысокой стенке из старого камня, ограждающей сад дома напротив. Подогнув под себя одну ногу и свесив другую, Элизабет походила на кузнечика, прыгнувшего ей на колено, которого она и рассматривала с задумчивым видом.
– Я из большой многодетной семьи.
Офелия на мгновение задумалась, к кому Элизабет обращается – к ней или к кузнечику. Опухшие веки тяжело нависали над ее глазами; казалось, она пребывает на грани сна и бодрствования.
– Я не была ни старшей, ни младшей. Я помню наш дом, всегда очень шумный, с толкотней на лестницах, запахами кухни, взрывами голосов. Утомительный дом, – вздохнула она, – но он был моим. Я так думала.
Элизабет отвернулась от кузнечика и взглянула в лицо Офелии. Ее длинные рыжеватые волосы – самое красивое в ее внешнем облике – давно пора было вымыть.
– Однажды ночью я проснулась у совершенно незнакомых людей. Моя семья избавилась от меня. Одним ртом меньше, понимаешь? Я убежала на улицу. Там бы я и осталась, если бы не Леди Елена.
Она легонько стукнула сапогом по стене, словно пытаясь услышать звон крылышек предвестницы, которых больше там не было.
– Я была так близка к тому, чтобы расшифровать ее Книгу, так близка к тому, чтобы вернуть ей память… Мне плевать, узнаю ли я, кто такие Духи Семей. Я только хотела, чтобы она вспомнила мое имя.
Элизабет прикусила губу, обнажив дыру на месте резца там, куда пришелся удар локтя Космоса. Она потеряла зуб, чтобы вытащить Офелию из передряги; той следовало бы испытывать благодарность, но она чувствовала только желание силой стащить Элизабет со стенки.
– Ты действительно этого хочешь?
Элизабет нахмурилась: резкость вопроса застала ее врасплох.
– М-м-м-м?
– Остаться здесь. Ты этого хочешь?
– Не знаю.
– Хочешь вернуться с нами на Вавилон?
– Не знаю. Я больше не знаю, где мое место.
Офелия подумала, что хоть это у них общее, но, в отличие от Элизабет, существо, которое служило ей якорем, всё еще пребывало в этом мире.
Она смягчилась.
– Есть еще двадцать Духов Семей, которым ты можешь вернуть память.
– Я не знаю, – только и повторила Элизабет, переводя нерешительный взгляд на кузнечика.
Офелия оставила ее пребывать в сомнениях дальше, а сама направилась к большому цветущему полю за деревней. Амбруаз остановил свое кресло среди густо растущих одуванчиков. Наверняка он подул уже на множество венчиков, чтобы скрасить ожидание: шарф у него на шее был весь в пушинках. Он вздрогнул, заслышав шаги Офелии. Она с тем же вниманием, как и он, оглядела небо, что избавило обоих от необходимости посмотреть друг другу в лицо. Для появления лазарустата было еще слишком рано. Лагерь, где Лазарус оставил свою летающую машину, располагался за полями, и подозрительный Торн настоял на том, что пойдет с ним, несмотря на проблемы с ногой.
– На лбу у отца была big
[78] шишка.
Не отводя очки от неба, Офелия скосила глаза к размытому пятну, туда, где смутным контуром проступало присутствие Амбруаза. Впервые после тайного совещания Офелии и Торна с Лазарусом юноша подал голос. Он говорил мягко, почти застенчиво, будто чувствовал, что между ними что-то переменилось.
Должна ли она сказать ему, что он отголосок человека, считавшегося пропавшим без вести сорок лет назад, а его отец – вовсе не его отец?
– Я немного погорячилась.
– Но он вроде на вас не сердился. Совсем наоборот.
Это еще было мягко сказано. Лазарус расцеловал Офелию в обе щеки после того, как ее отголосок проявился через Уолтера. Он отказался принимать всерьез ее заявление, что не стоит рассчитывать на нее для осуществления его несбыточных фантазий. Но в конечном счете, раз уж он взялся привести их с Торном к Рогу изобилия…
Глаза Амбруаза опустились на глядящие в разные стороны носки его туфель.
– Отец не многим со мной делится, но я знаю, что он ждет многого от вас. Слишком многого, конечно. Я не осмеливаюсь представить, какое бремя вы сами на себя взвалили, чтобы найти Другого после первого обрушения. Подумать только, – добавил он не без смущения, – а я в какой-то момент подумал, что это вы.
Офелия не удержалась и мельком глянула на полоску кожи на его затылке между блестящей чернотой волос и старым трехцветным шарфом. Где-то у него на спине, о чём Амбруаз не подозревал, находился код, поддерживающий его материальное воплощение. Ей бы следовало почувствовать неловкость. Но она ощущала только печаль, и не из-за того, чем он являлся в действительности, а потому, что он был безусловно счастливее, не зная этого. По сути дела, Амбруаз не так уж отличался от Фарука, который, несмотря на все политические осложнения, вызванные его желанием расшифровать Книгу, оставался просто-напросто существом в поиске ответов – ответов, о которых впоследствии горько сожалел бы. Они были двумя отголосками, обязанными своим появлением лишь нескольким написанным строчкам – у одного на спине, у другого в Книге.
А отголосок Евлалии тоже нуждался в коде для материализации? Или в этом и было основополагающее различие между отголоском, спонтанно зародившимся в момент кристаллизации, и теми, кто был воплощен искусственно?
– Я уже нашла Другого, – заявила Офелия, к большому удивлению Амбруаза. – Я нашла его, а сама этого даже не поняла.
По крайней мере, если верить Тени. Другой – это кто-то похожий на нее, Офелию.
«А если Другой и впрямь я?»
Насмешливая улыбка, вызванная этим предположением, быстро испарилась. Пройди сквозь. В ту ночь, когда она впервые встретила отголосок Евлалии Дийё в зеркале своей спальни, она вошла в него, а он – в нее.
Действительно ли он из нее вышел?
Офелия не двигалась, стоя по колено в одуванчиках. Сердце пульсировало в горле. Руки под перчатками заледенели. Сначала ей стало очень жарко, потом очень холодно, словно ее организм внезапно осознал вторжение в него чужеродного тела.
– Мiss, с вами всё в порядке? – забеспокоился Амбруаз.
Офелия едва его расслышала сквозь хаос собственного дыхания. Нет, она не могла быть Другим, потому что неизбежно поняла бы это, потому что обрушения всегда происходили без ее ведома, сами по себе. Она скомкала эту мысль в шар, как сделала бы с листком бумаги, и отбросила ее как можно дальше. К ней уже привязался один отголосок, не хватало только второго.