Граница миров - читать онлайн книгу. Автор: Кристель Дабо cтр.№ 15

Торн взглянул на свои часы с цепочкой, свисавшие из кармана рубашки; крышка щелкнула, открылась и закрылась сама собой, показав ему время.

– Мы сами должны найти ответ на все эти вопросы, – деловито объявил он. – Если Евлалия Дийё работала над проектом, который сделал из нее и Другого то, чем они стали сегодня, нужно понять его внутреннюю суть. Ибо то, что создано одними, может быть уничтожено другими – достаточно узнать как именно. Завтра на рассвете я отправлюсь обследовать Центр.

Офелия судорожно комкала свою тунику. Нужно было сказать ему, сказать сейчас же, не откладывая. Торн имел право знать обо всех последствиях того несчастного случая с зеркалом. «Я не смогу иметь детей». Всего лишь короткая фраза, несколько слов, которые, в общем-то, не имели большого значения. Так почему же ей никак не удавалось их выговорить?

И Офелия решила, что для этого сейчас неподходящий момент.

– Я еду с тобой.

Торн пожал плечами, но его отказ прозвучал спокойно, совсем не враждебно:

– Я не могу увезти тебя туда.

– Знаю. Лорд Генри не имеет права афишировать свои отношения с иностранкой, носящей на лбу вот это, – и Офелия с улыбкой постучала пальцем по своему штампу. – Иначе мы вызовем всеобщее подозрение. Я поеду одна, своим путем. В конце концов, Лазарус уверял меня, что я представляю интерес для Центра как инверсивная личность, так что я вполне могу явиться туда в качестве добровольного объекта исследований.

Офелия умолчала о том, что врач в Мемориале посоветовал ей сделать то же самое.

– В такие учреждения никто не является добровольно без веских причин, – возразил Торн. – Возможно, шпион Генеалогистов исчез именно потому, что вел себя неосторожно. И если работники Центра его разоблачили, они удвоят бдительность и будут остерегаться новых людей.

– Ладно, я уже завтра разведаю, какой стратегии мне лучше всего придерживаться. У меня ведь тоже есть свои информаторы.

Торн был верен себе: он не ответил на улыбку Офелии. Зато устремил пронзительный взгляд на отпечаток, полускрытый спутанными кудрями у нее на лбу.

– Несмотря на то что я принадлежу к Светлейшим Лордам, мне неизвестна цель этой перерегистрации. Но обрушение северо-западного квартала города повлечет за собой тяжкие последствия. Я думаю, тебе лучше бы какое-то время не показываться на люди.

– А я думаю, что вся бюрократия Вавилона не помешает мне присоединиться к тебе.

Сдвинутые брови Торна вдруг мирно вернулись на свои места. Он растерянно воззрился на Офелию, словно только сейчас обнаружил ее рядом с собой, на бортике бассейна, притом вполне довольную этим. На его лице промелькнуло поочередно несколько чувств, столь противоречивых и неуловимых, что трудно было отличить одно от другого. Облегчение. Смущение. Благодарность. Нетерпение.

Он откашлялся, избегая устремленного на него взгляда Офелии, и наконец ответил:

– Я буду тебя ждать.

Он вдруг показался ей смущенным донельзя на этом каменном бортике, словно ему стала тесна собственная кожа, стали мешать собственные слишком большие руки, слишком длинные ноги и слишком тяжелый костяк.

И тут Офелия поняла, что близость, которую они разделили накануне, не отдала ей Торна целиком: какая-то его часть оставалась неприкосновенной. Расстояние между ними было ничтожным, но и оно стало излишним. Внезапно она ощутила потребность сократить его до нуля, но тут же вспомнила о своей расцарапанной коже и пыльных волосах. В глазах того, кто считал гигиену первоочередным долгом, она сейчас была не на высоте.

– Наверно, я должна дезинфицироваться?

И вдруг Офелию окутала темнота. У нее пресеклось дыхание, она не сразу поняла, что Торн резко прижал ее к себе. Его объятиям никогда не предшествовали никакие проявления нежности. Сперва – расстояние, потом – полная близость.

– Нет, – сказал он.

И Офелия приникла к нему, забыв всё на свете. Она вслушивалась в сумасшедшее биение его сердца. Ей было приятно, что он такой большой, а она такая маленькая. Торн поглотил ее целиком, как нахлынувший морской вал.

В какой-то миг, заметив ее широко распахнутые глаза под криво сидевшими очками, он вдруг отпрянул и отвернулся, свирепо растирая свой большой нос с горбинкой. Его уши горели.

– Я к этому не привык, – отчеканил он. – Не привык, чтобы на меня так смотрели.

– Как «так»?

Торн снова откашлялся – Офелия никогда еще не видела его таким смущенным. Неизменно уверенный в своих рассуждениях на отвлеченные темы, он сейчас, казалось, никак не мог подобрать нужные слова.

– Ну… так, будто я теперь не способен совершать ошибки. А я их совершаю. И даже больше чем ошибки.

Он почти касался лица Офелии носом, еще горевшим от растирания, и пристально, очень серьезно смотрел ей в глаза.

– Если тебе вдруг что-то не понравится… ну, какой-нибудь мой жест или неудачное слово… ты должна мне сразу сказать. Я не хочу раздумывать и спрашивать себя, почему мне не удается сделать свою жену счастливой.

Офелия прикусила щеку изнутри. Правда состояла в том, что для них обоих любовь была terra incognita ^[21].

– А я и сейчас уже счастлива. Даже немного больше чем счастлива.

По губам Торна, обычно сурово сжатым, пробежала дрожь. Он было наклонился к Офелии, на сей раз решительно, но этот порыв был пресечен ножным аппаратом, который сковывал его движения. При виде его растерянного лица Офелия не удержалась и начала хохотать.

Да, она была счастлива, невзирая на то что окружающий мир разлетался вдребезги. И спрашивала себя, довелось ли когда-нибудь Евлалии Дийё испытать такое чувство и чем она занята в настоящий момент, где бы ни находилась.

Другой-Рыжий-Прерыжий-Добряк потянулся, воздел мускулистые руки, потряс ими в воздухе и зевнул, показав широченную зубастую пасть.

Виктория испуганно отступила. Но не слишком далеко. Ей не хотелось отставать от Крестного, торопливо шагавшего по улице. Она выглядела очень странно, эта улица. Терраса с зонтиками от солнца скукожилась так, что почти исчезла. И то же самое произошло чуть дальше с разноцветными фруктовыми прилавками. А еще дальше – с красивым газетным киоском. Завидев Крестного, люди торопливо прятались в домах, да и сами дома подражали своим хозяевам, складываясь гармошкой или превращаясь в комки, словно были бумажными. В результате от них оставались одни только белые фасады, без окон, без дверей.

Вскоре улица и вовсе опустела. На ней уже не было ни Крестного, ни Другого-Рыжего-Прерыжего-Добряка, ни Дамы-с-Разными-Глазами, ни самой Виктории – но она-то как раз не считалась. И такое же произошло с предыдущей улицей, и с пред-предыдущей, и с пред-пред-предыдущей.