Граница миров - читать онлайн книгу. Автор: Кристель Дабо cтр.№ 14

– Евлалия Дийё создала бессмертных Духов Семей, – объявил Торн. – Их было двадцать один. Она описала роль каждого из них в Книге, которую сделала неподвластной времени. И она же – вольно или невольно – спровоцировала Раскол мира, а затем распределила семейные свойства по ковчегам, каждому ковчегу – свои. И наконец, – заключил он с презрением, на миг исказившим металлический тембр его голоса, – она сама возвысилась до статуса божества, которое на сегодняшний день обладает властью над всеми Семьями. Тем не менее ее имя никому не известно. Для следующих поколений она осталась лишь анонимным автором детских книжек, притом довольно посредственных. Отсюда вопрос: если столь заурядному существу удалось сотворить столько чудес, то почему бы кому-то другому не сделать сегодня то же самое?!

И он так безжалостно стиснул сплетенные пальцы, что его ногти впились в кожу. Взгляд Торна при этом яростно устремился на пол атриума. Офелия поняла его реакцию, заметив там один дефект: на плитке обнаружился лишний завиток, нарушавший безупречный орнамент. Торн был патологическим приверженцем симметрии. И его глаза так неистово впились в рисунок, словно он пытался одной только силой воли исправить недостаток.

– Генеалогисты дали мне понять, что ответы скрыты в Центре девиаций, – продолжал он, отчеканивая каждый слог. – А вопросов у меня накопилось предостаточно. Каким образом Евлалии Дийё удалось стать Богом? Какова ее реальная доля ответственности за Раскол? Почему она сначала наделила Духов Семей свободной волей и памятью, а затем лишила и того и другого? Почему она до сих пор обладает свойствами всех Семей, за исключением жителей Аркантерры? Если она действительно создала всех Духов Семей, то почему не владеет всеми их свойствами? По какому праву она выдает себя за Бога? И как смеет думать, что радеет за благо человечества, хотя давно утратила всё, что составляет человеческую сущность?!

Голос Торна постепенно набирал силу, всё сильнее вибрировал от сдерживаемого гнева, и Офелии вдруг почудилось, что ее собственная кожа потрескивает от электрических разрядов его когтей. Оставалось только надеяться, что ее не постигнет судьба несчастного комара. К тому же она беспокоилась всякий раз, как Торн произносил слово «Бог». Он понижал голос до почти неслышного шепота, но она всё-таки невольно оглядывала атриум, желая убедиться, что они здесь одни. Роботы Лазаруса были сконструированы таким образом, что превращались в капканы со смертоносными лезвиями при малейшем упоминании о Нем. В этом роскошном античном декоре скрывалось столько автоматов, что невозможно было определить, которые из них грозили гибелью людям. Например, этот графоскоп, стоящий на мраморном столике, – так ли он безобиден, как выглядит? Или вон тот чайник с таймером? Или вот эта статуя в центре бассейна, ударяющая каждый час в медные тарелки?

Торн прикрыл глаза, чтобы не видеть злополучный дефект в орнаменте.

– Я не выношу никаких противоречий. И тем не менее вынужден их терпеть с тех пор, как унаследовал от матери воспоминания Фарука. В этих обрывках памяти нет Другого, но я убежден, то есть это Фарук убежден, – поправился он, – что в день Раскола Евлалия Дийё была наказана. Мне иногда кажется, что я вот-вот вспомню, как всё произошло в тот момент на самом деле. Я абсолютно уверен: Фарук был единственным свидетелем данного события. Именно по этой причине Евлалия и не желала, чтобы кто-то прочел ее Книгу.

Офелия слушала Торна, стараясь не прерывать. Он настолько привык скупо отмеривать слова, что иногда его трудно было понять, но сегодня он решил подробно сформулировать свои соображения. Он по-прежнему сидел не открывая глаз, словно присутствовал при той давней сцене, которая разворачивалась под его опущенными веками.

– Когда произошел Раскол, Евлалия была одна в своей комнате. Она запретила Фаруку входить, но всё же он открыл дверь.

Высокий лоб Торна взмок от пота и страдальчески сморщился от усилия: он пытался вытащить из глубин погибшей памяти матери хоть какие-то сохранившиеся обрывки.

– С одной стороны – паркет, с другой – небо. Комната была рассечена ровно посередине. От нее больше ничего не осталось. Ничего… кроме самой Евлалии и… чего-то еще… чего же? – спросил себя Торн, силясь поймать ускользнувшее воспоминание.

– И кроме висевшего зеркала.

Торн распрямился и открыл глаза.

– Верно, – признал он. – Там было зеркало.

– Оно до сих пор там висит, – сказала Офелия. – Я случайно попала туда, где оно находится, – в Мемориале, в Секретариуме, внутри парящего глобуса…

– …и в самом его центре! – договорил Торн; он наконец вспомнил, и его глаза торжествующе заблестели. – Как раз в том месте, где Раскол унес половину здания. Теперь меня не удивляет, что при реставрации Мемориала Евлалия Дийё приказала архитекторам Вавилона встроить эту комнату в центр Секретариума. Если мы сможем выяснить, чтó там реально произошло, – а искать нужно сперва в Центре девиаций и затем в потайной комнате Мемориала, – нам удастся сложить все части этой головоломки.

Офелию вдруг опять посетило страшное видение: витрина зеркального магазинчика, кровь, пустота, ужасная встреча с Евлалией и Другим на фоне конца света. А что, если в зеркале просто-напросто отразились ее собственные страхи? Она вгляделась в тени – свою и Торна, – неестественно удлиненные светом ламп; они лежали у их ног, накладываясь одна на другую.

– Меня тоже мучит множество вопросов. Я часто спрашивала себя: по какой причине я так похожа на нее? На Евлалию, – уточнила Офелия, заметив вопросительный взгляд Торна. – Похожа гораздо больше, чем на моих родных сестер. Я даже разделяю с ней некоторые из ее воспоминаний, хотя они передались мне не тем путем, каким были внушены тебе.

Она с минуту помолчала. В доме Лазаруса вокруг них царила мирная тишина, едва нарушаемая шелестом противомоскитных сеток на легком ветерке и отдаленным позвякиванием автоматических устройств. С ближайших улиц не доносилось ни единого звука: в Вавилоне не знали ни праздничной музыки на улицах, ни шумных соседей, ни автомобильных гудков.

– И, мне кажется, теперь я знаю причину, – продолжала Офелия, – Другой, которого я освободила из зеркала в моей спальне и с которым я смешалась, – добавила она, подчеркнув это слово, – это отражение Евлалии Дийё.

Подобное заявление могло бы вызвать насмешки Торна, будь он способен смеяться, однако он всерьез задумался.

Офелия медленно подняла левую руку и взглянула на свою тень, которая проделала то же самое правой рукой.

– Отражение, которое Евлалия, возможно, потеряла одновременно со своей человеческой сущностью, – прошептала она изменившимся голосом. – Какая-то часть меня приняла эту теорию – несомненно, гораздо раньше, чем я это осознала, – а другая часть отвергает. Я знаю, что мы живем в мире, где чудеса стали нормой, но всё же… отражение, способное сбежать из зеркала? Способное действовать и думать? Способное разрушать целые ковчеги? Значит, не существует реальности, которую нельзя было бы изменить? И потом, какое отношение это имеет к проекту Центра? Неужели Евлалия Дуаль воспользовалась Рогом изобилия, чтобы иметь в своем распоряжении множество лиц и свойств? И неужели именно по этой причине она начала враждовать с собственным отражением в зеркале? Возможно ли, чтобы из-за этой вражды появился Другой и произошел Раскол?