* * *
От неожиданности я пролила на себя кофе. Мне показалось, я физически чувствую, как начинает гореть моя кожа. Как будто меня только что отхлестали. Вскочила со стула и с грохотом поставила чашку на стол.
— А ты подонок, Гордеев. Знаешь… это низко. Это просто низко. Я жалею, что о чем-то тебя попросила. Если ты считаешь, что имеешь после этого право так говорить со мной, то ты просто тупой болван.
Пошла к двери, срывая с крючка куртку и пытаясь открыть замок, но его как заклинило.
— Открой ее. Открой эту дурацкую дверь.
* * *
Бросился за Мирославой и схватил за локоть, притянув ее к себе. Едва не сдох тут же, на месте, когда врезалась от неожиданности в мою грудь спиной. На долю секунды позволить себе прижаться к ней и вдохнуть аромат волос. Всего на миг, чтобы тут же усилить хватку и прошипеть ей на ухо тихо и зло. Прошипеть, умирая от потребности прикусить розовую мочку, обвести ракушку уха языком, заставить ее задрожать от желания так же, как колотило сейчас меня.
— Низко вскрывать чужой аккаунт. Низко пытаться найти того, кто тебя знать не хочет. Ты ему на хрен не сдалась. Что ему нужно было сделать, чтобы ты поняла это окончательно? А, может, нужно сделать это мне, м, Мирослава? Заставить тебя забыть несуществующего идиота с выдуманным именем?
Ладонью по ее животу, другой рукой удерживая её за руки, преодолевая сопротивление. Напугать ее так, чтобы даже сунуться к этому подлецу не смела. Языком по шее, у самой линии роста волос, начиная терять контроль, ощущая, как начинает трясти, словно в лихорадке, от желания разложить ее тут же, в прихожей. Сделать свой последний глоток безумия и отпустить.
— Поверь, тебе понравится. Мои прикосновения живые, горячие. Это не сухие черные точки на голубом экране монитора.
* * *
Я замерла. Замерла еще в тот момент, когда он схватил меня грубо за руку и дернул к себе. На секунду потемнело перед глазами. Идиотка! Безмозглая идиотка! К кому я пришла? Я же вообще его не знаю. Не знаю, что у него на уме. Он может сделать со мной что угодно здесь, и меня никто не найдет… И в то же время я была почти в шоковом состоянии… Как будто это не он. Вообще не он. Но дыхание его, руки его… голос его. А интонации иные. Злые. Страшные. И словами бьет жестоко. Режет ими вживую. Зная, что именно причинит боль. Он прощупал это место и безошибочно проворачивает в нем лезвие.
Его ладони скользят по моему животу, а у меня внутри протест и какой-то странный всплеск адреналина. Электричество по коже. Тихими едва слышными потрескиваниями возбуждения, волнами ужасающего удовольствия от прикосновений его пальцев… отчего становится страшно. Никогда так не было ни с кем, кроме… Я, кажется, с ума схожу от всего этого. У меня отказывает разум.
Резкий рывок, разворачиваясь лицом к нему:
— Живые? Нет ничего живого с тобой. Ты мне отвратителен. С первого взгляда не нравишься. Лучше черные точки на мониторе, чем такой придурок, как ты. Что? Добровольно никто не дает?
Выдернула руку и со всей силы ударила его по лицу:
— Ты — офисный лох, Гордеев. Тебе никогда не дорасти до меня и уж точно не дорасти до моей постели. Руки убрал и открыл дверь!
* * *
Расхохотался, прижимая ладонь к щеке. Дааа, я запомню эти ощущения, чтобы передать их ему. Краткой вспышкой воспоминаний. Покажу ему кадр со звуком и буду наслаждаться, глядя, как разбивает он кулаки о стены. Моя маленькая Принцесса выбирает дракона, а не принца, как бы изящно он ни шаркал перед ней ножкой.
Не знаю, как сдержался, чтобы не впиться в губы поцелуем. Такая красивая, даже когда злится. Хаотично вздымающаяся грудь в вырезе кофты, лихорадочный блеск в глазах и упрямо поджатые губы, капельки пота на лбу, которые слизать до трясучки хочется. Признаться хочется, мать вашу! Тряхнуть за плечи и признаться, что это я — те самые черные точки, которые лучше. А потом схватить ее в охапку и не отпускать. К чертям Белозерова — убью урода втихаря и без шумихи. Сделаем новые паспорта и уедем с ней. Куда угодно. Или останемся здесь на хрен. В этой квартире. Не отпущу, не позволю уйти. Больше никогда. К чертям весь мир и долбаную справедливость. И Адама. К Дьволу его! Вот только никогда… никогда мне не отправить его туда одного.
Прижать ее сильнее к себе и уткнуться в волосы, в последний раз вдыхая свой наркотик. Провести губами по скуле вверх к уху и распахнуть дверь.
— Беги, Мира. Беги и больше не смей возвращаться.
«Только теплая слеза и судьбы каприз,
Словно капли серебра соскользнут с ресниц.
Не отрекаясь никогда от своей мечты,
Мы разрываем пополам этот мир».
© «The SLOE» — «На двоих»
* * *
Я приехала домой, все еще ощущая эти грубые объятия и его голос у себя в голове. Голос, который не смолкал и резал по нервам. Едва переступила порог, по телу прошла волна дрожи — здесь кто-то побывал. Все вроде стояло на месте, но я видела изменения. Легкие штрихи чужого присутствия у себя в квартире. Где знаешь каждый уголок, каждую деталь, где видишь, как сдвинули на сантиметр горшок с цветком на подоконнике. Видишь чуть перекошенную картину на стене и не до конца закрытый ящик стола… а еще мерцающий экран включенного ноутбука, а на нем что-то мелькает, двигается, и я иду к нему, чувствуя, как начинаю задыхаться. А вместо ледяного холода, начинает жечь кончики пальцев и спину. Потому что я вижу языки пламени. Звук включен на полную громкость, и это потрескивание начинает сводить с ума. Я покрываюсь холодным потом, хватая ртом воздух… а потом я слышу детский крик и кричу сама, оседая на пол.
Глава 16. Джокер и Мирослава
Она ушла почти час назад, а я всё еще стоял возле открытой нараспашку двери и думал. Не знаю, какими силами Ада смог подавить мгновенный порыв сбежать за ней по лестнице и схватить в охапку, не позволить сесть в машину в таком состоянии. Обнять и навсегда оставить с собой. Я наяву ощутил, как тело вырывается из-под кожи наружу. Устремляется каждой клеткой вперед, выдергивая сердце с корнями, лопаются натянутые до предела сухожилия. Вдогонку.
Но разум упорно твердит тихим надтреснутым голосом, от которого по спине ползут холодные щупальца ненависти и страха, что ей будет безопасно где угодно, только не со мной. Поплачет и успокоится. В любом случае — переживет. Очень сильная девочка. Из тех, которых трудно сломать. Несмотря на слёзы, на страдания и лишения. Окруженная с самого рождения роскошью и деньгами, она была лишена той беззаветной любви, на которую имеет право каждый ребенок, и всё равно смогла стать полноценной личностью. Хотя мне казалось, что Мирослава и сама не понимает, насколько она крепкая.
Дверь напротив открылась, и оттуда вышла Елизавета Ивановна с мусорным ведром в руках. Увидела меня и, громко ойкнув, попятилась обратно и шумно хлопнула дверью. Наверное, старики всё же лучше других ощущают дыхание Смерти, а я ею настолько провонял, что самого иногда тошнило от этого запаха. Но со временем привыкаешь ко всему. Даже к собственной неполноценности. Особо сообразительные даже превращают свои недостатки в преимущества, вызывая жалость или, наоборот, устрашая окружающих.