Она замотала головой:
– Это не мой отель, как тебе известно, мой где-то по дороге потерялся.
– Ладно, но «Высокогорному спа-отелю „Ус“» грозит банкротство, когда выяснится, что на случай пожара отель застрахован не был. Без отеля дачных участков не будет, и стоимость пастбищ вновь опустится почти до нуля. Нам всем крышка. Нам, Виллумсену, деревне.
Она не ответила.
– Я тут немножко про Барселону почитал, – сказал я. – Я же не городской житель, мне горы нравятся. А в окрестностях Барселоны гор много. И дома подешевле.
Она все еще ничего не произнесла, только смотрела в чашку.
– Там есть гора Сант-Льоренс, судя по всему, дико красивая, – сказал я. – До Барселоны сорок минут.
– Рой…
– И там точно получится купить заправку. Я скопил денег, этого хватит…
– Рой! – Подняв взгляд от чашки кофе, она посмотрела на меня.
– Это мой шанс, – сказала она. – Разве ты не понимаешь?
– Твой шанс?
– Уродец сгорел. Это мой шанс достроить собственный отель так, как надо.
– Но…
Как только ее ногти впились мне в руку, я закрыл рот.
– Мое дитя, Рой. Разве ты не понимаешь? Он воскрес.
– Шеннон, денег нет.
– Дорога, вода и канализация – все есть.
– Ты не понимаешь. Может быть, кто-нибудь там что-нибудь и построит лет через пять или десять, но твой отель, Шеннон, никто строить не станет.
– Это ты не понимаешь. – В ее глазах заполыхало странное возбуждение, которого я раньше не видел. – Виллумсен слишком много потеряет. Я таких мужчин знаю. Они обязаны победить, поражений они не признают. Виллумсен что угодно сделает, лишь бы не потерять невыплаченный кредит и прибыль в виде дачных участков.
Я подумал про Виллумсена и Риту. Шеннон была права.
– По-твоему, Виллумсен еще одну ставку сделает? – спросил я. – То есть пан или пропал?
– Он обязан. А я обязана остаться здесь и построить отель. А ты, наверное, думаешь, я с ума сошла! – с отчаянием воскликнула она, опираясь лбом о мою руку. – Пойми же, ради строительства этого здания я на свет появилась! Когда оно будет готово, мы с тобой сможем уехать в Барселону. Обещаю! – Она прижала губы к моей руке. Затем встала.
Я тоже хотел встать, обнять ее, но она усадила меня на стул.
– Сейчас нам нужны ясные головы и сердца, – прошептала она. – Думать. Нам нужно думать, Рой. Чтобы потом позволить себе легкомыслие. Спокойной ночи.
Поцеловав меня в лоб, она ушла.
Лежа в постели, я думал о словах Шеннон. Проигрывать Виллумсен действительно ненавидел. А еще он из тех людей, кто знает: надо принять поражение, чтобы не потерять больше. Верила ли она в то, что сама говорила, потому что так сильно этого хотела, потому что любила отель, а любовь ослепляет? И поэтому я тоже дал ей себя убедить? Я не знал, какая из двух противоборствующих сил – жадность или страх – одержит победу, когда Виллумсен узнает, что отель не был застрахован на случай пожара, но Шеннон, судя по всему, права: спасти проект мог только он.
Я высунулся из постели посмотреть на висящий за окном градусник. Минус двадцать пять. Сейчас на улице ни одной живой души. А потом услышал предупреждающий крик ворона. Значит, что-то все-таки надвигалось. Живое или мертвое.
Я прислушался. В доме ни звука. И вдруг я вновь стал ребенком и сказал самому себе, что чудовищ не бывает. Наврал, что чудовищ не бывает.
Потому что на следующий день оно появилось.
Часть VI
53
Проснувшись, я сразу понял, что ударили морозы. Дело было не столько в температуре – сработали другие ощущения. Я четче слышал звуки, усилилась светочувствительность, да и как будто во вдыхаемом мной воздухе увеличилась плотность молекул – он дарил больше жизни.
Например, по скрипу снега перед домом я понял, что там ходит полный человек, и сообразил, что Карл встал рано и собрался по делам. Отодвинув занавеску, я увидел, как «кадиллак» медленно и осторожно выехал на Козий поворот, хоть мы там посыпали песком, а лед от холода был шершавый, как наждак. Я зашел в спальню к Шеннон.
После сна она была теплой и еще сильнее пахла той самой приятной пряностью.
Я разбудил ее поцелуем и сказал, что, хоть Карл просто за газетой поехал, минимум полчаса мы будем одни.
– Рой, я же говорила, нам нужно сохранить ясность в сердце и думать, – зашипела она. – Выйди!
Я встал. Она меня удержала.
Я как будто дрожа вылез из озера Будалсваннет и лег на разогретый солнцем камень. Одновременно мягкий и твердый; такое блаженство, что тело поет.
Я слышал, как она дышит мне в ухо, шепчет непристойности на смеси баджана, английского и норвежского. Она кончила – с громким криком и всем телом выгнувшись в дугу. Когда я сам кончил, я зарылся лицом в подушку, чтобы не кричать ей прямо в ухо, и вдохнул запах Карла. Карл, никаких сомнений. Но было еще что-то. Какой-то звук. За дверью. Я напрягся.
– Что это? – спросила запыхавшаяся Шеннон.
Я повернулся к двери. Слегка приоткрыта, но я же сам ее закрывал, разве нет? Да. Задержав дыхание, я услышал, что Шеннон сделала то же самое.
Тишина.
Мог ли я не услышать, как приехал «кадиллак»? Черт подери, ну разумеется, мог, мы не очень-то сдерживались. Я посмотрел на наручные часы, оставшиеся на запястье. Карл уехал всего двадцать две минуты назад.
– Все хорошо, – сказал я, переворачиваясь на спину.
Она легла, прижавшись ко мне.
– Барбадос, – прошептала она мне на ухо.
– Чего?
– Мы про Барселону говорили. А как тебе Барбадос?
– Машины там на бензине ездят?
– Конечно.
– Договорились.
Она поцеловала меня. Язык гладкий и сильный. Искал и показывал. Брал и отдавал. Черт, как же я запал. Я бы вот-вот снова в нее кончил, но услышал шум двигателя. «Кадиллак». Она не сводила с меня глаз и не убирала рук, пока я выскакивал из постели, затем я забрал трусы и прошел по холодным доскам назад в свою спальню. Лег в кровать и прислушался.
Машина остановилась, хлопнула входная дверь.
Карл потопал в прихожей, стряхивая с ботинок снег, и через дыру я услышал, как он прошел на кухню.
– Я твою машину снаружи увидел, – услышал я слова Карла. – Ты взял и вошел?
Я как будто вмиг превратился в ледышку.
– Было открыто, – ответил другой голос. Низкий, скрежещущий. Как будто у человека что-то с голосовыми связками.
Я приподнялся на локтях и сдвинул занавески. У амбара, где расчистили снег, был припаркован «ягуар».