Французская революция - читать онлайн книгу. Автор: Александр Чудинов, Дмитрий Бовыкин cтр.№ 93

Принято считать, что режим Директории рухнул, поскольку к 1799 году показал себя несостоятельным, неспособным решить те проблемы, которые стояли перед Францией.

Частично это действительно было так. В стране свирепствовали банды, в которые вливались различного рода преступники, бывшие мятежники, дезертиры. Принятие закона о всеобщей воинской повинности вызвало массированное сопротивление в ряде регионов, особенно в Бельгии, где противники режима объединялись и вооружались, срубали деревья свободы, открывали церкви, сжигали призывные списки.

Как только к концу 1798 года ухудшилось положение на фронтах, Франция начала сваливаться в экономический кризис. По стране прошла волна банкротств, росла безработица, дефицит бюджета с 200 миллионов в 1797 году увеличился до 350. Расходы примерно втрое превышали доходы, приходилось прибегать к чрезвычайным мерам. До четверти бюджета приносили реквизиции в завоеванных или покоренных странах, помогали продержаться принудительные займы. Однако начатый в июне 1799 года по инициативе неоякобинцев принудительный заем в 100 миллионов напугал многих состоятельных людей. Исследование, проведенное правительством в 1800 году, зафиксировало разруху в приграничных и наиболее пострадавших от гражданской войны департаментах, плохое состояние дорог, застой в торговле, критичные сокращения производства в ряде отраслей промышленности, нищету.

Однако не стоит забывать, что «черная легенда» Директории, которая создавалась в 1799-м и последующие годы, рисовала эту картину только одной краской. Едва ли можно винить Директорию за те процессы в экономике и финансах, которые шли с первых лет Революции, за то, что во времена Национального Конвента внешняя торговля была парализована, интервенты хозяйничали на западе страны, за экономические последствия гражданской войны и многочисленных мятежей, включая Вандейское восстание.

Критики Директории также не принимают во внимание то, что было сделано для улучшения ситуации. В 1797–1798 годах активно проводились финансовые реформы. Была пересмотрена налоговая система: хотя бóльшую часть доходов в бюджет приносил земельный налог, новая система косвенных налогов оказалась весьма успешной. Очень многое удалось сделать в министерство Франсуа де Нёфшато. Начали выходить журналы в помощь тем, кто занимался сельским хозяйством, устраивались конкурсы, поощрялось выращивание картофеля, льна и конопли. Осенью 1798 года на Марсовом поле с большим успехом прошла первая национальная выставка.

К тому же одна из основных претензий – поражения на фронтах, которые сменили победы времен Итальянского похода, – к осени 1799 года была уже неактуальной. Успехи Массена и победа над русско-английским десантом в Голландии практически устранили опасность того, что война перекинется на территорию Республики.

Как показала история Консульства, в значительной степени проблема заключалась не в неспособности правительства навести порядок и провести реформы, а в политической нестабильности и отсутствии доверия граждан.

Эпоха Директории традиционно привлекает мало внимания историков. Зная, что случится дальше, ее нередко воспринимают как время между двумя знаменитыми личностями – Робеспьером и Наполеоном, своеобразную паузу, в которой страна только и делала, что ждала того, кто придет и спасет ее, подберет власть, выпавшую из рук великих деятелей Французской революции. А меж тем это время чрезвычайно важно для понимания и самой Революции, и причин ее завершения, и ее последствий.

1789–1794 годы были временем реализации различных политических проектов, мечтаний и иллюзий, порожденных XVIII веком и Просвещением. Конституционная монархия – это попытка французов разгадать секрет английского успеха. Плод веры в то, что стоит победить «королевский деспотизм», ограничить королевскую власть, дать королю верных советчиков в лице Законодательного корпуса, способного донести до монарха нужды подданных, обеспечить права граждан – и Франция станет столь же славной и непобедимой, как Англия. Республика – это попытка возродить образцы античной славы и доблести и поверить Просветителям, утверждавшим, что цель общества – всеобщее благо, а народ, хотя и может заблуждаться, всегда знает, что пойдет ему на пользу.

К 1794 году стало понятно, что обе попытки были утопией, а их построение обернулось расколом нации, кровью, войнами, голодом, страданиями и не принесло счастья. Термидорианцы в полной мере это понимали и попытались предложить третью политическую модель. Не отказываясь от чаяний и наследия Просветителей, они сделали именно то, к чему философы эпохи Просвещения призывали в своих трудах, – попытались поверить теорию здравым смыслом. И одновременно постарались использовать то лучшее, что было наработано за годы Революции, сделать выводы из неудач предшественников. Они не отказались от демократии, но провозгласили, что право принимать решения имеют только те, кто смог чего-то добиться в обществе и готов поддерживать его стабильность. Не отказались и от Республики, снабдив ее двухпалатным парламентом, как в Англии. Наконец, не отказались от прав человека, оговорив лишь, что готовы защищать не абстрактные «естественные права», а права человека в обществе, которыми являются не только свобода и равенство, но также безопасность и собственность. Они не стремились к тому, чтобы их творение пережило века, но постарались придать ему устойчивость, гарантировав права владельцев национальных имуществ, заявив о недопустимости возвращения эмигрантов и усложнив пересмотр Конституции.

К большому разочарованию республиканцев и этот механизм оказался неработоспособным. Директория так и не смогла дать французам то, чего от нее ждали более всего, – политической стабильности. Принято считать, что тому было три основных причины.

Первая – конституционный баланс властей. Историки нередко пишут о том, что в Конституции III года не было заложено никакого пути разрешения конфликтов между исполнительной и законодательной властями. И это правда. Но так получилось не по недосмотру, а из-за отсутствия, как казалось, необходимости в этом, поскольку ветви власти не были равноправными. Законодательный корпус избирал и судил членов Директории, мог призвать их к ответу, запрещал им появляться на своих заседаниях, они не обладали правом законодательной инициативы, а могли лишь просить депутатов принять меры по тому или иному вопросу. Одним словом, Директория была в значительной степени подчинена Законодательному корпусу. И конфликты между ними носили не институциональный, а сугубо политический характер.

Второй причиной нестабильности называют частые выборы, непрерывно изменявшие баланс сил в Директории и Советах. Однако и это не было случайностью: еще Буасси д’Англа в своей речи, предварявшей проект конституции, объяснил, что подобная мера нужна, дабы «у депутатов не появилась опьяняющая привычка к власти». Иными словами, обновление Советов виделось как защита от всевластия отдельных политиков и Законодательного корпуса в целом, чтобы он не попытался последовать примеру Национального Конвента. К тому же, в отсутствие социологических опросов, механизма отзыва депутатов и утверждения законов народом, частые выборы усиливали демократический элемент системы. В этом ракурсе проблему следует искать скорее не в зеркале, а в том, что оно отражало.