Этот фактор, разумеется, лишь усугубил панику в подразделениях. Например, около 4 часов дня 31 августа 54-я и 57-я пехотные дивизии подошли к Вержболово, где предполагался отдых – «так как это были уже 5-е сутки, как люди дивизии не ели и не спали». Но через час немцы стали бить по Вержболово тяжелой артиллерией, и завязался новый бой
[292]. Утром 1 сентября дивизии отошла к Мариамполю. То есть в 5 часов вечера 31 августа у пограничной станции Вержболово, то есть на русской территории, уже стали рваться тяжелые германские снаряды.
Главной причиной отступления 1-й армии от Кенигсберга к Неману, причем отступления, на заключительном своем этапе переросшего в панику, стала неверная группировка войск 1-й армии. Это позволило противнику угрожать русским коммуникациям, что побудило русских безоглядно отступать, дабы не оказаться следующей жертвой германских «Канн». Неверная группировка – это следствие не только деятельности штаба 1-й армии, но и штаба фронта, не говоря уже о распоряжениях Я.Г. Жилинского в отношении 10-й армии, которая, собственно говоря, и должна была прикрывать растянувшиеся коммуникационные линии 1-й армии.
Быстрый отход больших воинских масс под психологическим влиянием катастрофы 2-й армии перемешал войска и обозы, что лишь содействовало намерениям германского командования по вытеснению русских из Восточной Пруссии. Участник войны пишет: «С одной стороны, воля неприятеля, стремящегося отрезать части от нормальных путей сообщения, с другой – стремление самих частей найти кратчайшие дороги, чтобы как можно скорее избежать грозящего им обхода. Далее начинается самоволие, столь естественное в моменты, когда распадается нормальное руководство. Все это вместе взятое приводит к постепенному уходу частей с назначенных им дорог и к перекрещиванию разных войсковых колонн на одной и той же дороге»
[293].
Бесспорно, пребывание командарма в отдельных корпусах лишь ухудшало общее управление войсками всей армии, но так всегда поступали не особенно талантливые, но зато честные русские военачальники, убеждаясь, что высшие штабы выпустили контроль за развитием ситуации из своих рук. Действительно, Я.Г. Жилинский в ходе всей операции ни разу не покинул Варшавы, и в то же время не сумел обеспечить должного руководства армиями фронта в ходе всей операции. Командармы, по крайней мере, сами находились в войсках, пытаясь сделать хоть что-то на отдельном участке борьбы. Выдающийся отечественный военный ученый ген. Н.Н. Головин так характеризовал стиль управления Жилинского в ходе Восточно-Прусской наступательной операции: «В настоящую эпоху расползшегося на огромные пространства сражения, управление войсками производится почти исключительно на основании донесений. И вот что приходилось наблюдать в минувшую войну, особенно в ее начале. После первых же выстрелов происходил разрыв во взаимном понимании между войсками и высшими штабами. Когда первые доносили правду, вторые считали, что войска не делают всего, что могут и должны сделать. Со стороны этих штабов устанавливалась система командования “с запросом”, типичным примером которого является руководство нашими первыми операциями в Восточной Пруссии, главнокомандующим Северо-Западным фронтом генералом Жилинским»
[294]. К сожалению, этот стиль был присущ многим русским генералам.
В тот же день генерал Ренненкампф объявился в Ковно, то есть в крепости на Среднем Немане, довольно далеко от своих войск. Теперь штаб 1-й армии находился в безопасности, но в такой же безопасности были и войска 1-й армии, к 6 сентября отступив за Неман. Потеряв практически все склады и обозы, генерал Ренненкампф успел вытащить большую часть людей: Людендорфу не удалось создать ни одного «мешка» для войск 1-й армии, хотя пленных было все-таки взято немало. Другое дело, что, конечно, сам командарм-1 мало что лично сделал для организации и упорядочения общего отхода за Неман.
Лишь теперь штаб фронта отдал приказ о наступлении 2-й и 10-й армий в глубь Восточной Пруссии. Вялые бои с немецким ландвером у Мышинца и Хоржеле побудили Гинденбурга развернуть свои войска обратно, после чего русские вновь отошли к линии государственной границы. Следовательно, как и в ходе наступления, штаб Северо-Западного фронта дробил единые действия вверенных ему войск. В наступательных действиях первой половины августа 1-я и 2-я армия действовали разрозненно, что позволило неприятелю разгромить русские армии поодиночке. Теперь же, в период отступления к Неману, части 2-й и 10-й армий, пусть пока еще и сравнительно немногочисленные, смотрели, как немцы бьют 1-ю армию. А ведь во 2-й армии оставалось 2,5, пусть и потрепанных, армейских корпуса.
Следует сказать, что растерявшиеся русские штабы чрезвычайно боялись, что с 1-й армией повторится Танненберг. В таком случае дорога на Седлец для 8-й германской армии была бы открыта: уничтожение 1-й русской армии означало, что заслоны напротив линии Немана не понадобятся, а оборонительные рубежи вдоль реки Нарев занимали остатки деморализованной катастрофой 2-й армии и только еще сосредоточивавшаяся 10-я армия. Генерал Ренненкампф, уже покинувший свои войска, сообщил в Ставку, что «все корпуса вышли из боя». Обрадованный уже тем, что все войсковые единицы сохранены, хотя и понесли большие потери, Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич телеграфировал в ответ: «От всего любящего Вас сердца благодарю за радостную весть. Поблагодарите геройскую 1-ю армию за ее труды. В дальнейшем при Вашей энергии и помощи Божьей, уверен».
Ю.Н. Данилов упоминает, что Верховный главнокомандующий, по итогам операции, намеревался отстранить от своих должностей всех высших начальников Северо-Западного фронта. То есть и главкосевзапа Я.Г. Жилинского, и командарма-1 П.К. Ренненкампфа. Однако в Ставку якобы пришла телеграмма императора Николая II, который, соглашаясь с отставкой Жилинского, потребовал назначения на его место как раз Ренненкампфа. О пертурбациях в отношении высшего командного состава Северо-Западного фронта было известно: «Отступление из Пруссии едва не стоило Ренненкампфу командования, но он сумел оправдаться и свалить всю вину на Жилинского, который и слетел»
[295].
Дело кончилось компромиссом: «Телеграмма эта вызвала в Ставке, конечно, немалое смущение, и из создавшегося положения вышли отчислением генерала Жилинского в распоряжение, если не изменяет моя память, военного министра и оставлением генерала Ренненкампфа на его прежнем месте. Это было то наибольшее, что возможно было сделать при обстановке того времени…»
[296]. Даже если такая телеграмма царя и существовала в действительности, то сведения о том, что великий князь Николай Николаевич намеревался отстранить от своего поста и командарма-1, являются явно натянутыми.