30 августа прошедшие через Летценские укрепления немцы повернули на север. Германский 1-й армейский корпус Г. фон Франсуа неумолимо выходил в тыл центральной группы русских корпусов, задержанных противником в бою у Сталлупенена; сковывая отходящие на восток русские подразделения боями по фронту, немцы последовательно обходили русские фланги и, пользуясь превосходством в артиллерии, наносили русским непоправимый ущерб. В этой ситуации врага сдержали конники 1-й и 2-й гвардейских кавалерийских дивизий, поддержанные артиллерией отступавшего последним 4-го армейского корпуса. Целый день русские кавалеристы сдерживали натиск целого германского корпуса (по огневой мощи кавдивизия равняется примерно двум пехотным батальонам, не говоря уже об артиллерии).
Тем не менее задачи, возложенные на армейскую кавалерийскую группировку Г. Хана Нахичеванского, в принципе, выполнены не были. В. Рогвольд справедливо полагает: «В состав 1-й русской армии на 3 корпуса было назначено 6,5 кавалерийских дивизий, в том числе 3 было привезено из других военных округов. Пропорция кавалерии для современных армий очень большая. Очевидно, от действия этой кавалерии ожидали очень больших результатов. Здесь впервые была образована конная масса – группа Хана Нахичеванского в 10 000 коней. Однако, никаких особенных результатов не получилось, никаких громовых неотразимых ударов противнику нанесено не было и, в конце концов, 1-я армия, преследуемая немцами, с большими потерями в людях и материальной части ушла за р. Неман. Многочисленная кавалерия не помешала 1-й армии быть внезапно атакованной во фланг и не закрыла ее от преследования врага»
[289].
Отступление на ряде участков принимало даже формы беспорядочного бегства, когда лишь упорство и доблесть авангардов не дали повториться танненбергской катастрофе. Опять-таки в этих авангардах дрались и погибали солдаты и офицеры перволинейных войск, спасая свои обозы и второочередные дивизии. Г. Гоштовт так описывает последние дни отхода, когда все повисло на волоске: «Пятнадцать километров среди моря огня пылавших деревень и лесов дивизия прошла в целых четыре часа. Вокруг и впереди по всем дорогам, а то и просто целиною, уходила масса перемешавшихся частей, обозов и отдельных людей. Становилось ясно, что в этот страшный вечер [30 августа] управление войсками уже вышло из рук начальников».
Сознавая неготовность 10-й армии и полный разброд во 2-й, командующий армиями Северо-Западного фронта Я.Г. Жилинский, тем не менее, не захотел отдать 1-й армии приказ об общем отступлении, становившемся уже неизбежным. Гибель людей для русских военачальников представлялась куда менее важной, нежели безукоризненное исполнение директив Ставки. В этой ситуации вся тяжесть волевого решения легла на плечи генерала от кавалерии Павла Карловича Ренненкампфа. Как говорилось выше, уже в ночь на 27 августа, по приказу командарма, 1-я армия стала медленно отступать перед противником. Но только теперь, с явным запозданием, когда ответственность за неизбежный отход полностью легла на генерала Ренненкампфа, 31-го числа штаб фронта разрешил безостановочный отход к Среднему Неману.
Исход операции решала переправа через реку Ангерап. В случае если противник успевал это сделать первым, то три русских корпуса – 3-й, 4-й, 26-й – оказывались в «мешке». В течение 30-го числа и ночью 31-го 2-я бригада 26-й пехотной дивизии, под командованием полковника Тутолмина, сумела сдержать натиск германского 20-го армейского корпуса, не позволив немцам переправиться через реку. Здесь дрались 102-й Вятский, 104-й Устюжский пехотные, 17-й и 20-й стрелковые полки, а также батальон 226-го пехотного Землянского полка. Упорство русского арьергарда позволило главным силам 1-й армии благополучно переправиться через Ангерап и организовать отступление. В итоге, по словам участника этих боев, «противник вынужден был вместо окружения ограничиться параллельным преследованием»
[290].
Ситуация постепенно выходила из-под контроля, и наладить твердое управление своими войсками штабу 1-й русской армии не удалось. Первоначальная энергия командарма-1, находившегося среди войск, сменилась упадком духа, после чего командующий армией, убедившись, что отступление в принципе удалось, покинул свои войска. При отступлении из-под Кенигсберга, когда противник уже нависал над русскими, всецело поглощенный боями П.К. Ренненкампф не принял должных мер для упорядочения отхода. И потому 1-я армия сгрудилась на шоссе у Вержболово, где русские потеряли массу обозов и пленных второочередных частей под ударами германских авангардов. Общему хаосу способствовал и хаос в управлении: 29-го числа командарм-1 отрешил от должности своего начальника штаба – Г.Г. Милеанта, давно враждовавшего с ним.
Попытки немцев взять русских в «кольцо» маневром с юга, от Гольдапа, едва не увенчались успехом: противнику не хватило скорости, сбиваемой сопротивлением русских заслонов. Только 30 августа 1-я армия окончательно выскользнула из намечавшегося окружения: войска делали переходы по 50–60 км за полтора суток. Отход 1-й армии участники иронически называли «Марафонским бегом из Восточной Пруссии»
[291].
При этом сам командарм-1, не выдержавший напряжения последних дней, уехал со штабом в Вильковишки, потеряв связь с Я.Г. Жилинским. И ныне, с подачи цитируемых депеш генерала Жилинского в Ставку, можно встретить мнение, что командарм-1 бросил свои войска. Однако напомним, что П.К. Ренненкампф отъехал от войск только после того, как его армия вырвалась из грозившего «мешка», корпуса получили указания о направлении дальнейшего отхода, и ни одна часть уже не могла попасть в «клещи». А перед этим командарм-1, напротив, находился среди своих войск, так как убедился (как 13 августа А.В. Самсонов), что штаб фронта абсолютно некомпетентен в управлении армиями, а штаб армии не может руководить перемешавшимися дивизиями.
Ренненкампф отчаянно боялся повторить судьбу своего коллеги – генерала Самсонова. Именно поэтому он метался на автомобиле среди отступавших войск, первоначально пытаясь придать фактическому бегству упорядоченный характер, а затем и вовсе уехал от армии. Однако даже те авторы, что в принципе не сочувствуют П.К. Ренненкампфу, сообщают, что паника 1-й армии, ставшая причиной бегства за Неман, началась 28 августа и продолжалась до 31-го числа, когда войска прикрылись водной преградой. В то же время командарм-1 выехал в крепость Ковно 30 августа, то есть около двух суток он все же был в войсках, поддавшись той же панике и сумятице, что, разумеется, не характеризует генерала Ренненкампфа с положительной стороны. Тем не менее, уже теряя управление войсками, командарм-1 все же сумел отдать ряд приказаний корпусам и дивизиям, после чего действительно уехал.
Когда же для выяснения обстоятельств отхода в Ковно прибыл начальник штаба Верховного главнокомандующего Н.Н. Янушкевич, П.К. Ренненкампф сумел выставить себя в положительном свете, вследствие чего сохранил за собой свой пост. Нисколько не оправдывая генерала Ренненкампфа, отметим лишь, что он старался сделать все от него зависящее, хотя и по собственной вине выпустил из рук управление армией. Конечно, как только командарм-1 выехал в крепость Ковно, по войскам тотчас же пронесся слух: «Ренненкампф бросил армию и удрал!»