– Мне как, трепетать?
– Не стоит. Поздно уже бояться. Но ты хорошо держишься, Стоун. Как, нашел свой передатчик материи?
– Даже не искал. Мне в него изначально не верилось.
– И правильно делал. Это я его придумал. Нам было нужно сорвать… Впрочем, неважно. Мне куда интереснее другое. Ты жить хочешь?
– Хочу. А скажи, это ты постарался сделать так, чтобы когда я расколол девчонку, подозрения пали на Смита? Оно вообще надо было?
– Да, постарался. Честно говоря, не рассчитывал, что он полетит с тобой. Прикрытие не хуже любого другого. А сделал, наверное, по привычке. Сам понимаешь, она – вторая натура.
– Хитро, но в данном случае бесперспективно.
– Может, да, а может, и нет. Игра-то может иметь разные варианты выигрыша, и ни одним не стоит пренебрегать, это вредно для здоровья. Признайся, а ты ведь его подозревал. Все же указывало, что Смит подстроил ситуацию, а ранение – накладка, случайность. Оно ведь и было случайностью.
– Не признаюсь, не в чем. Я, возможно, дурак, но Женька – мой друг. Еще вопросы?
– Идеалист ты, Стоун.
– Но ведь я оказался прав. А все остальное – не заслуживающая внимания лирика.
– Тоже верно. Но ты не уходи от темы. Если хочешь жить, нам стоит побеседовать. А за жизнь или за смерть – вопрос уже второй.
– Беседуй. Зачем я тебе понадобился?
– Ну, я в курсе того, что ты возвращаешься в Империю. А нам нужны свои люди…
– В качестве агента завербовать хочешь? На хрен пошел.
– Ну, ты смерти не боишься, а те, кто с тобой? Они ведь погибнут… если не согласятся.
– Еще раз говорю – пошел на хрен, урод.
– А остальные?
– Дяденька, тебе же сказали, куда идти, – высунулась откуда-то сзади Изабелла. – Вот и иди, пока ноги не выдернули.
– Х-ха! Смит, а как насчет тебя? Ты же ни в коем случае не русский.
– Ты знаешь, – Штурман лениво, как огромный кот, потянулся в кресле. – Я, может, и не родился в Империи, но Базиль правильно сказал – я его друг. А друзей у меня не так много, чтобы их предавать.
– Ну и ладно, – Глостер-Хромой явно не расстроился. – В таком случае до свидания. А впрочем, прощайте.
Камнеедов, отключая связь, одновременно рванул корабль влево – и, как оказалось, очень кстати. Одна из башен главного калибра «Лайона» плюнула огнем, и, опоздай он на доли секунды, корвет превратился бы в ком оплавленного металла. Но пилот успел, и звездолет, оставляя за собой все удлиняющийся огненный шлейф, ринулся вперед.
Все это глупо, отстраненно думал Камнеедов, швыряя корабль в лихорадочные, не предсказуемые никаким компьютером зигзаги. Именно способность живого пилота к подобному хаотичному маневрированию и позволяла ему уже много веков обыгрывать искусственный интеллект, оставляя человека главным мозгом любого звездолета. И сейчас, хотя британский корабль уже лупил всем бортом, «Викингу» удавалось избежать попаданий. Все это глупо. Корвет против линейного крейсера, почти линкора – это даже не смешно. Конец предрешен, одно хорошее попадание – и все. А оно будет, это попадание. Так зачем я дергаюсь? Минутой раньше, минутой позже…
Мысли крутились в голове, а корабль тем временем крутился в космосе, будто гигантский волчок и, как ни странно, все еще избегал попаданий, выгадывая своему экипажу секунды жизни. Аварийно сброшенная атмосфера в отсеках… Все ли успели закрыть гермошлемы? Все – Кими в своей каюте визжит как резаная, весь ее самурайский фатализм забыт. Княгиня, позабыв аристократическое воспитание, азартно матерится, Камнеедов между делом отметил несколько новых для себя идиом. Проклятие, этих двоих надо было оставить на борту эсминца, зря их потащили с собой. Там у них был бы крохотный шанс, что не найдут. Жаль, умная мысля приходит опосля… Смит с каким-то невероятным спокойствием выдает данные. Ненужные сейчас, откровенно говоря, все равно нет времени ни на что, кроме отчаянных маневров, но знакомое дело позволяет не поддаваться панике. Камнеедов на его месте поступил бы точно так же. Изабелла молчит, но краем глаза видно – склонилась над пультом, в матовом забрале гермошлема отражается свет ламп, пальцы летают над клавиатурой. Все живы. Пока еще живы…
Единственным шансом продержаться хоть сколько-нибудь продолжительное время, было держаться на самой границе прицельной дальности зенитных орудий британца. Там, где они уже не могут эффективно работать, а могучие башни главного калибра не успевают разворачиваться вслед отчаянно маневрирующему карлику. Узкая полоса жизни. Ближе – тебя распылят на атомы, дальше – тоже распылят, но здесь это сделать ой как затруднительно.
Боевой корабль – это всегда путь компромиссов. Чем-то жертвуешь, что-то выигрываешь. Больше оружия – тоньше броня. Или меньше скорость. Или ниже дальность. И наоборот. Конкретно у звездолетов этой серии недостатком, а точнее даже, особенностью конструкции была слабость артиллерии среднего калибра. Считалось, что крупного и опасного врага расстрелять можно издали, а с мелочью успешно справятся зенитки. Решение, в принципе, логичное, позволяющее нарастить огневую мощь в целом, башни главного калибра «Лайона» могли впечатлить и линкор. Батареи же промежуточного звена были немногочисленны и оставляли огромное количество «мертвых» зон, секторы обстрела не перекрывались. Это давало возможность крутиться в относительно свободном пространстве и молиться, чтобы густо пуляющие зенитки все же не попали в цель за счет плотности огня и безжалостной статистики. А случайное попадание, или по тебя тщательно целились, трупы уже не волнует.
Они продержались восемь минут. Целых восемь минут, почти вечность, и даже умудрились нанести противнику урон. Какой-то умник у британцев решил достать их не мытьем, так катаньем, и выпустил пару истребителей. Корвет сбил не успевшие набрать скорость машины к чертям, после чего и получил свою ответную плюху. В тот момент они схлопотали первую контузию по носовому срезу. Все та же статистика – зенитка, малый калибр, силовое поле выдержало, хотя от сотрясения у Камнеедова желудок прыгнул к горлу. Плохо, если удар хотя бы частично передался на корпус, получается, защита на пределе. Рывком увел звездолет в сторону – и, как оказалось, вовремя. Очевидно, противник сообразил, наконец, что просто так юркий корвет не достать, и принялся концентрировать огонь по секторам. А еще через две минуты им прилетело вторично, на сей раз куда страшнее.
Возможно, сработала новая тактика британцев, а может быть, Камнеедов просто устал и не мог больше с прежней резвостью крутить лихие виражи. Это не слишком-то и важно, главное – результат, а он получился впечатляющим.
Защитное поле выбило разом и начисто. Корвет раскрутило и отшвырнуло, словно игрушечный. Борт обзавелся внушительных размеров, почти на четверть длины корпуса, дырой. Если бы не стравленная вовремя атмосфера, получили бы ударную волну, которая снесла бы половину корабля, но и без того повреждения выглядели жутко. По всему выходило, что зацепило их на этот раз средним калибром. Мгновенно потерявший управление корабль раскрутило вокруг оси и понесло прочь, туда, где тяжелые орудия «Лайона» должны были расстрелять его, как мишень. И вновь раздался голос Хромого: