– Клара Порфирьевна! – Вилли Ригель повысил голос.
– Не сметь меня перебивать, майор. Я здесь обвинитель. А ты, евнух, возненавидел все и всех. Ты возненавидел моего сына. Моего Лесика, потому что у него было все то, чем не обладаешь ты. И это ты его убил. Сначала хотел ограбить, шантажировал его, пытался отнять его имущество. А когда понял, что мой сын, чтобы защититься от твоих вымогательств, раскопал факты из твоего прошлого, которые ты хранил как свою главную тайну, ты его убил. Я сначала думала – за деньги или по приказу твоих командиров в отделе. Но нет. Ты убил моего Лесика, потому что он узнал о тебе все. Все это! – Кабанова стукнула кулаком по папке с документами. – Я обвиняю тебя, Гектор Борщов, в убийстве моего сына. Клянусь, я тебя уничтожу. Ты сядешь в тюрьму за убийство. И пусть даже тебе дадут всего десять – двенадцать лет, но ты каждый день там, за решеткой, будешь проклинать ночь и час, когда убил моего сына, служа проституткой, подстилкой своим сокамерникам-мужикам. Моя бы воля – матери, сына которой ты убил – не тюрьма, не смертная казнь тебе в качестве наказания. Я бы сама тебя снова кастрировала! Рука бы не дрогнула, подонок!
– Клара Порфирьевна, покиньте мой кабинет. – Майор Ригель тоже поднялся.
– Что?!
– Вон отсюда.
– Значит, вот как, майор? Что ж, я сказала все, что хотела. Копии документов оставляю вам. Изучите подробно. Катя, идемте. Нам здесь больше нечего делать. У нас есть темы, которые нам с вами надо обсудить. – Кабанова забрала сумку и повернулась к Кате.
Та осталась сидеть.
– Что же вы? Идемте со мной.
– Клара Порфирьевна, то, что вы сейчас сделали, бесчеловечно, – сказала Катя. – Уходите. Уходите с глаз долой.
– Значит, вы предпочитаете остаться в компании евнуха и дурака-полицейского? – Кабанова усмехнулась. – Вольному воля. Я так понимаю, что наше с вами сотрудничество потерпело крах. Вы все еще в плену иллюзий… Предупреждаю вас обоих, если вы встанете у меня на пути и начнете помогать этому подонку, попытаетесь его отмазать, я и вас уничтожу. Я сотру вас в порошок.
Когда она ушла, Гектор повернулся лицом к стене. Сжал кулаки. С губ его сорвалось что-то подобное вою… стон хриплый, как у раненного насмерть… и голос вновь предательски сорвался на фальцет.
– Катя, оставьте нас тоже, пожалуйста. – Вилли Ригель подошел к нему.
Катя сразу вышла.
– Гек… Гек… обернись… посмотри на меня… я твой друг, Вилли… я здесь с тобой. Я рядом. Поговори со мной.
Вилли Ригель осторожно попытался развернуть его к себе.
– Тихонько… вот так…
Гектор повернулся и сразу резко вскинул к лицу скрещенные руки, как в блокировке при медитации, словно отгораживаясь от мира, закрывая себя наглухо.
– Тихо… тихо, – шептал Вилли Ригель. – Я с тобой… ну взгляни на меня, Гек. Поговори со мной. Если хочешь знать… я не то, чтобы догадался, но…
– Когда? – прошептал Гектор.
– После того как ты о брате сказал, в ночь с этим газом…
– Голос, да? Он всегда меня выдает.
– Голос… и ты не бреешься. Ты шатен темноволосый, а не бреешься. Я тогда в твоем номере в ванной заметил – ничего для бритья у тебя нет.
Гектор опустил руки. В серых глазах – тьма.
– Гормоны вразнос. Я был взрослый парень, когда это случилось, поживший… Внешне я не особо изменился. Но голос не огрубел с годами, остался, как в двадцать пять, даже порой выше. А в остальном… Нет никакой апатии, равнодушия, безразличия, понимаешь? Все мое осталось при мне – желание, сны, фантазии, жажда, память… Нет лишь одного – прибора… Чувства так обострились… Мне два года потребовалось, чтобы восстановить хотя бы форму прежнюю. А затем я… пошел воевать. Насмерть. До конца. Мне еще двенадцать лет понадобилось, чтобы всех их найти. Всех, кто участвовал, и некоторых, которые просто смотрели… Я их убил, Вилли. И куда бы меня ни посылали, куда бы я ни ездил потом, я хотел лишь одного – чтобы убили и меня тоже. Но я выходил сухим из воды. Меня награждали, Вилли! А я хотел лишь пули в сердце!
– Теперь слушай, Гек, что я тебе скажу. – Вилли Ригель приблизил к нему свое лицо, взял его за плечи. – Забудь все, что наболтала эта стерва. Я не встречал никогда в жизни такого сильного, смелого, отважного человека, как ты, такого безбашенного мужика. Настоящего мужика. Кто мужчина из нас, если не ты? Да, конечно, травма… Но не это делает мужчину настоящим мужчиной. Делает дух, стержень, взгляд на мир, доблесть, жертвенность… У тебя все это в избытке. Ты с другими можешь поделиться. А на войне как на войне, ты сам знаешь. Воин не выбирает, куда его ранят… Раны наносит война.
Гектор выпрямился.
– Позови ее, Вилли. Ты ведь хочешь теперь спросить меня про убийства. Я хочу говорить при ней.
– Точно, Гек? Позвать ее?
– Я ее люблю, Вилли.
– Да я понял, братан.
– Я ей никогда, конечно, об этом не скажу. И ты не смей.
– Не скажу. Только ведь она не слепая, Гек…
– Порой мне кажется, что я взорвусь…
Вилли Ригель отпустил его, открыл дверь кабинета. Катя – в коридоре. Он позвал ее назад.
Катя зашла молча, глянула на Гектора. Тьма… тьма в глазах его.
– Ты убил Кабанова? – спросил Вилли Ригель. – Скажи правду. Я пойму.
– Нет. Я его не убивал. Я не убивал Кабанова! Я не встречался с ним тогда, я даже не знал, что он раздобыл все эти бумаги. Надо же… продали меня… наши из отдела продали. – Гектор покачал головой. – Я понимаю, что против обвинений только одно мое слово, что я его не убивал. Если вы мне не верите… Доказать я могу только одним способом… Вилли, дай свой табельный. Один патрон. Я все разом здесь закончу сам, докажу вам. Вы уйдите только.
– Рехнулся!
– Мы верим, Гек!
Вилли Ригель и Катя воскликнули в один голос. Несмотря на драматизм момента, получилось это почти смешно – в горячности и пыле.
– Так, ладно. Ты его не убивал. – Вилли Ригель кивнул. – С этим ясно. Но как быть с аудиозаписью?
– Там все правда. Послушайте сами.
– Ты его шантажируешь? Требуешь долю от доходов мусорозавода?
– Да. – Гектор кивнул.
– На черта тебе все это сдалось? Или снова корпоративное вложение? Дело фирмы?
– Дело фирмы, Вилли. Фирмы, которая меня же и продала с потрохами. – Гектор покачал головой. – А зачем я это делал? Надо же чем-то заняться в жизни? Здесь прокурорша права. Когда нет ничего… никаких перспектив, планов, ни семьи, ни друзей, ни женщины любимой. – Он глянул на тихую Катю. – Ни детей, ни будущего? Когда нет вообще ничего, остается бабло. Как азарт… как спорт, что ли… Я ж не бизмесмен, не предприниматель, я обычный вышибала денег, Вилли.
– И с этим ясно, – подытожил Вилли Ригель. – Теперь о главном. Прокуроша вознамерилась тебя уничтожить.