Голый завтрак - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Сьюард Берроуз cтр.№ 28

Сотни мальчиков резко падают сквозь крышу, подергиваясь и брыкаясь на концах веревок. Мальчики висят на разных уровнях – одни под самым потолком, другие в нескольких дюймах от пола. Прелестные балийцы и малайцы, мексиканские индейцы с невинными свирепыми лицами и ярко-красными деснами. Негры (зубы, пальцы, ногти на ногах и лобковые волосы позолочены), юные японцы, гладкие и белые, как фарфор, венецианцы с золотисто-каштановыми волосами, американцы со светлыми или темными вьющимися волосами, спадающими на лоб (гости с нежностью откидывают их назад), угрюмые белокурые поляки с карими звериными глазами, арабские и испанские уличные мальчишки, юные австрийцы, розовые и изящные, с едва заметной тенью светлых лобковых волос, усмехающиеся немецкие юноши вопят «Хайль Гитлер!», когда под ними открывается люк. Соллуби хнычут и обсираются.

Гадкий, распутный мистер Богатей-Плебей жует свою гаванскую сигару, развалившись на флоридском пляже в окружении глупо улыбающихся светловолосых катамитов:

– У одного типа есть латах, вывез его из Индокитая. Он это дело так понимает: латаха он повесит, а друзьям пошлет небольшой рождественский фильмец. Короче, у него, значит, две веревки – одна хитроумная, которая растягивается, другая самая что ни на есть настоящая. Только вот латаха-то этого вдруг обуревает жажда мести, он напяливает свой костюм Санта-Клауса и устраивает подмену. Тут тебе и рассвет. Тип надевает одну веревку себе на шею, а латах поступает как все латахи – надевает другую. Люки открываются, тип вешается взаправду, а латах стоит себе со своей балаганной резиновой веревкой на шее. Ах да, латах копирует каждое подергивание, каждый спазм. Три раза кончает. Да, этому продувному юному латаху палец в рот не клади. Я взял его экспедитором на один из своих заводов.

Ацтекские жрецы снимают с Голого Юноши одеяние из голубых птичьих перьев. Они укладывают его спиной на известняковый алтарь и надевают ему на голову хрустальный череп, скрепляя две полусферы, затылочную и лобную, хрустальными винтами. На череп струится водопад, ломающий мальчику шею. В радуге, на фоне восходящего солнца, он извергает семя.

Резкий белковый запах спермы насыщает воздух. Гости лапают подергивающихся мальчиков, сосут их члены, вампирами виснут у них на спинах.

Голые телохранители вносят «железные легкие», полные парализованных юношей.

Из громадных тортов ощупью выбираются слепые мальчики, из резиновой пизды выскакивают выродившиеся шизофреники, мальчишки с жуткими кожными болезнями выходят на берег из черного пруда (ленивые рыбы клюют желтое говно на поверхности).

Человек в белой сорочке с галстуком, голый ниже пояса, если не считать черных подвязок, галантно беседует с Пчелиной Маткой. (Пчелиные Матки – это старухи, которые окружают себя педиками, образующими «пчелиный рой». Это безобразный мексиканский обычай.)

– А где же статуи? – При разговоре у него действует лишь половина лица, вторая перекошена после Пытки Миллионами Зеркал. Он бурно мастурбирует. Пчелиная Матка продолжает беседу, ничего не замечая.

Диваны, кресла, весь пол начинают вибрировать, и гости от сотрясения превращаются в расплывчатых серых призраков, визжащих в хуекрылой агонии.

Под железнодорожным мостом дрочат двое мальчишек. Поезд сотрясает их тела, заставляя извергнуть семя, и его гудок замирает вдали. Квакают лягушки. Мальчишки вытирают сперму с тощих смуглых животов.

Купе поезда: двое больных юных джанки, едущие в Лексингтон, в судорогах похоти срывают с себя штаны. Один из них намыливает хуй и по спирали ввинчивает его в жопу другого. «Бо-о-о-о-оже!» – Оба тут же извергают семя и встают. Они отходят друг от друга и натягивают штаны.

– В Маршалле старый лепила прописывает настойку и оливковое масло.

– У одной престарелой мамаши геморрой аж визжит от боли и прямо кровью обливается из-за Черного Говна… А вдруг это вашей маме, док, лизали жопу кровососы – больничные врачи, и она так мерзко корчилась… Поумерь активность задницы, мамаша, ты просто омерзительна.

– Давай заночуем там и вытрясем из него рецепт.

Поезд мчится сквозь дымную, освещенную неоном июньскую ночь.

Изображения мужчин и женщин, мальчиков и девочек, зверей, рыб, птиц: вселенский ритм совокупления наводняет комнату, великий голубой поток жизни. Вибрирующий беззвучный гул густого леса – неожиданная тишина городов, когда джанки выруливает дозу. Мгновение безмолвия и изумления. Даже Пригородный Житель пытается установить связь по линиям, забитым холестерином.

Хасан пронзительно кричит:

– Это все ты, Эй-Джей! Ты обосрал всю мою вечеринку!

Эй-Джей смотрит на него, лицо его непроницаемо, как известняк:

– Засунь ее себе в жопу, недоумок разжиженный.

Врывается целое полчище обезумевших от похоти американских женщин. Взмокшие пизды с фермы и ранчо для отдыхающих, с фабрики и из борделя, из загородного клуба, пентхауса и пригорода, из мотеля, с яхты и из коктейль-бара – сбрасывают одежду для верховой езды, лыжные костюмы, вечерние платья, джинсы, платья для чаепития, ситцевые платья, широкие брюки, купальники и кимоно. С воплями, стонами и воем они набрасываются на гостей, как бешеные суки в жаркую погоду. Они запускают длинные ногти в повешенных мальчиков и терзают их, визжа: «Ну ты, педик! Ублюдок! Еби меня! Еби меня! Еби меня!» Гости с воплями спасаются бегством, мечутся среди повешенных, опрокидывают железные легкие.

Эй-Джей: «Позовите на помощь моих швейцарцев, черт побери! Оградите меня от этих самок!»

Мистер Хислоп, секретарь Эй-Джея, отрывается от своей книжки комиксов: «Швейцарцы уже превращаются в жидкость».

(Сжижение заключается в расщеплении белка и превращении его в жидкость, которая впитывается в протоплазму другого существа. В данном случае сторону, получающую выгоду, наверняка представляет Хасан, печально известный ликвифракционист.)

Эй-Джей: «Никчемные хуесосы! Куда деваться человеку без его швейцарцев? Положение отчаянное, джентльмены. На карту поставлены наши хуи. Готовьтесь к бою, мистер Хислоп, окажем сопротивление – они идут на абордаж. И призовите мужчин к личному оружию».

Эй-Джей выхватывает абордажную саблю и принимается обезглавливать Американских Девушек. Он страстно поет:

Мистер Хислоп, унылый и безропотный: «Боже мой! Опять он за свое». Он вяло размахивает «Веселым Роджером».

Эй-Джей, дерущийся в окружении значительно превосходящих сил противника, запрокидывает голову и издает призывный клич для свиней. Тут же, визжа и хрюкая, вваливаются тысячи эскимосов, переживающих период половой охоты. С распухшими лицами, горящими покрасневшими глазами и лиловыми губами они набрасываются на американок.

(Когда у эскимосов наступает сезон охоты, они собираются вместе на короткое лето, дабы порезвиться в оргиях. Лица у них распухают, а губы становятся лиловыми.)