София лежала на кровати, смотрела в потолок, и пыталась собраться с мыслями…
Марка рядом уже не было, он любил вставать очень рано, и идти на пробежку. Приходил он потом всегда потным, шел в душ, а потом опять к ней. Они любили утренний секс. Если бы только…
… Она ощущала, что что-то не так. София не знала, откуда взялось это чувство и как его побороть. Ей казалось, что она находится в коробке, а коробка зарыта в песок. Песок просачивается сквозь мелкие щели, и остановить его никак не получается. Воздуха с каждым днем всё меньше и меньше.
Она заставила себя встать с постели. Заварила кофе, и подошла к окну.
Их кровать располагалась прямо у окна. Многие бы сказали, что это неправильно, но какое Софии дело до многих? Ей так нравилось.
— Что же тебя мучает, родная? — спрашивала саму себя она, глядя на заснеженную поляну.
София Коваль на дух не переносила женщин, у которых было всё, но они не были «всем» довольны, и не знали, чем себя занять. Она сама стала одной из этих женщин.
Еще и сны эти…
С тех пор, как год назад она покинула дом Эриха Ноймана, Сафрон к ней ни разу не приходила. София так и не поняла, кем или чем был тот призрак, которого она видела,
Как бы там ни было, эту Сафрон София не видела уже год… как и Эриха.
Они с Марком купили себе дом у Киева. Обжились в нем, привыкли к друг другу.
Поначалу, всё было хорошо… ну а мысли об Эрихе Ноймане… Их София гнала от себя как можно дальше.
Сафрон не давала о себе знать, Марк почему-то неохотно рассказывал о прошлом, и иногда Софии начинало казаться, что всё, что с ней случилось с появлением в её жизни Эриха Ноймана — это какой-то сон. Ей почти удалось себя в этом убедить.
Если бы только не эти сны… Первый из них ей приснился два месяца назад. В том сне, она видела высокие камыши, сытую круглую луну, и ощущала страх, что не передать словами. Проснулась София вся в слезах, и потом долго не могла себя заставить успокоиться. Она не понимала, что именно её так сильно напугало.
Марка в то время не было дома, ему пришлось куда-то уехать на несколько дней, впервые со времени, что они были вместе.
Марку она о том сне почему-то не рассказала. Не рассказала о первом сне, не рассказала о втором, и так по накатной.
София вздохнула. Правду уже было не скрыть — сны ей показывала Сафрон, она будто пыталась до Софии что-то донести, но что именно — этого София пока не понимала.
Она посмотрела на свое отражение в окне. Вздохнула и уже было сделала очередной глоток кофе, как тут…
В отражении она увидела Сафрон. У той было напуганное выражение лица, женщина надрывно закричала: «Беги из дома! Ничего ему не говори!».
София уронила чашку, кофе расплескалась по темно-серому ковру. Уродливое пятно останется…
•••• •••
У них все было хорошо… поначалу. После того, как Эрих их отпустил и уехал обратно в Германию, Марк решил остаться в Киеве. Они купили дом в пригороде, и начали жить вместе. Он занимался своими делами, она — своими, оба были постоянно чем-то заняты, но находили время друг для друга.
Да, поначалу всё было хорошо.
А потом… Всё началось со снов, которых София не запоминала, но которые вгоняли её в состояние паралича. Она просыпалась с ощущением, что над её кроватью навис убийца с ножом, Марку после таких снов приходилось долго её успокаивать.
Последней каплей стало появление Сафрон и её требование уйти из дома, и ничего не говорить Марку.
Подумав, София решила сделать по-другому. Как она самой себе говорила, это было решение «где-то посредине».
От Марка она уходить не спешила, он был ей дорог. Она сказала Марку, что Ната, её сестра, попала в беду, и что ей, Софии придется несколько дней пожить с сестрой. Она надеялась, что время вдали от любовника позволит ей во всем разобраться.
За последний год отношения Софии с семьей значительно улучшились, особенно с бесшабашной доброй Нюточкой. Когда София переезжала к Марку, то разрешила сестре пожить в своей квартире, чему та несказанно обрадовалась.
Марку новость о том, что Софии несколько дней не будет дома, не понравилась. У него глаз дергался при мысли, что София проведет три дня вне дома. Он был очень настойчив в своем желании её отговорить, но его женщина тоже не лыком шита — сумела настоять на своем.
Таким образом, она переступила порог своей старой любимой квартиры на Контрактовой Площади. Ей на шею кинулась юркая младшая сестренка, с порога сообщив, что купила вино.
— Прекрасно, винишко мне не помешает.
— Ю-хууу! Ша-ба-ба-дум-би-е! — захлопала в ладоши взрослая третьекурсница Нюта.
Сестрички в тот день знатно наклюкались вина, и алкоголь знатно развязал им языки. Что у пьяного на уме…
— Знаешь, я вот до сих пор поверить не могу, что ты — моя сестра! — предьявила Нюта внезапно. И икнула. — Ой, простите-извините.
— Почему?
— Ты всегда была сорокалетней. Не в обиду этому возрасту, но ты такая… взрослая, суровая. Мама когда-то плакалась мне, что ты её не любишь.
София молчала, в полумраке не было видно, как у неё покраснели щеки, и Нюта продолжила.
— Ты была как… как робот какой-то! Плохие оценки тебя не волновали, хорошие — тоже… А когда тетя Нюра умерла, помнишь, что ты сказала?
София помнила. «Но ведь она уже была в возрасте! Почему вы плачете, ей уже давно было пора умереть?».
София поежилась, она действительно когда-то так думала, ведь была неспосоьна понять человеческое горе.
Теперь хотя быстало понятно, что с ней было не так. Софие просто не хватало энергии, которую ей мог дать только Эрих Нойман. Сейчас энергией с ней делился Марк, и Софии этого хватало.
— Нюта… считай, что это была не я. Считай, что я болела…
Младшая Коваль задумалась.
— Но тогда возникает другой вопрос: почему ты выздоровела?
— Прости, что?
Нюта внимательно к ней пригляделась.
— Тебя как будто подменили в последний год. Ты стала… София, извини, что так говорю, но ты стала какой-то… родной. Теплой.
«Потому что я всю жизнь жила на энергетическом нуле, а с появлением Эриха Ноймана всё более-менее стабилизировалось, а сейчас секс с Марком позволяет мне не превратиться в ту амебу, какой я была раньше».
— На меня так… один мужчина повлиял.
— Во как! — Нюта навострила уши. — Не думала, что именно Марк…
— Его зовут Эрих, — резко перебила София, а затем наблюдала, как брови сестры резко ползут вверх.
— Еще один немец? А не перебор?
И смех, и грех, подумала София.