— А вы — не очень оригинальны.
— Оригинальность нужно проявлять, когда в женщине ничто не цепляет, в вас же цепляет многое.
Я сделал паузу, проверяя, стоит ли продолжать. Она красноречиво хмыкнула.
— Например, ваше платье. Я пытаюсь вспомнить, видел ли когда-либо наряд более откровенный. Вспомнил, что видел, но только в местах, куда принято приходить без жен и невест.
— Вот оно как!
Во мне взыграл азарт. Я подумал в тот момент: «Я тебя получу!».
— И часто вы ходите в места, куда не принято водить жен и невест? — спросила Сарина.
— Нечасто… и теперь я буду приходить сюда, смотреть на вас.
— Смотреть на расстоянии? Как сегодня? — Она игриво приподняла смоляную бровь. Красивая женщина с красивыми повадками!
— Это уж как вы захотите. Позвольте представиться — Эрих Нойман, — и поклонился.
— Нойман..? Из тех самых Нойманов?
Я видел, как она старается сдержать удивление. Получалось плохо — моя фамилия, произнесенная вслух, всегда заставляла людей чуть выпрямлять спину, и смотреть на меня более внимательно.
— Да, из тех самых, — подтвердил я с деланным равнодушием.
— Какая необычная встреча. Я думала, что все Нойманы — снобы, и в таких местах не появляются.
— Нет, что вы, — возмутился я. — Снобы у нас только старшее поколение. Я же стараюсь идти в ногу со временем.
— Жаль. Я со снобами легко нахожу общий язык.
— Я видел, как находите. Уже трех кавалеров за сегодня отшили. Нет уж, я предпочту действовать старыми добрыми методами.
— Будете их на мне практиковать?
— Кого? — не понял я.
— Старые добрые методы, конечно!
— А вы против?
Женщина засмеялась. Красивая женщина с красивым смехом!
— Сабрина Дюбуа, — представилась она.
Я поздравил себя с первой небольшой победой.
— Мне приятно наше знакомство, Сабрина. Вы француженка?
— Разве у меня есть французский акцент? Нет, я из Карлсруэ, это недалеко от Франции, но у меня венгерские корни. Мой муж — француз, — она стрельнула глазами, — был.
— Соболезную, — ответил я, ничуть не соболезнуя.
Сабрину я хотел уже тогда, в день нашей первой встречи, и знал, что сделаю всё возможное, чтобы она была со мной.
•• •• ••
Мне тогда исполнилось тридцать три. Я полюбил!
София, как же это оказалось прекрасно — любить! Сабрина была остра на язык, саркастична, самоуверенна, независима, и ни в чем не желала мне уступать. Не знаю, перечислил я её добродетели, или же недостатки, но мне всё нравилось.
Она была как глоток свежего воздуха, как мир, который не изменился, но его цветовая гамма стала другой.
Я приходил в бар несколько раз. Смотрел, как она флиртует, и лишь посмеивался, когда она это делала напоказ, чтобы меня позлить.
Она много флиртовала, ведь у неё было хорошее чувство юмора. Ты разве не знала, что флирт и юмор — синонимы? У тебя, София, например, с чувством юмора не очень.
С другой стороны, может, начни я за тобой ухаживать, глядишь, и у тебя бы чувство юмора бы проклюнулось?
Согласен, я отклонился от темы.
Какой она была, это женщина?
Сабрина часто дерзила, но никогда не переходила черту. Она знала меру во всем, и это то, что отличает свободного человека от глупого. Свободный осознает свои рамки, и внутри них живет так, как ему хорошо. Дурак выходит за все социальные рамки, но лишь потому, что не знает, как жить с тем, что у него есть.
Она была заводная… Да, заводная — это прекрасная характеристика Сабрины.
На первое свидание я позвал её в один из лучших ресторанов Люцерна. Там она впервые щёлкнула меня по носу. Нас привели в хорошее место, официант подал меню, играла музыка. Она на всё это посмотрела, и сказала прямо:
— Я десять лет была замужем за мужчиной, старше меня на сорок лет. Он водил меня в такие места, как это… не спрашивая, хочу я этого, или нет. Так вот, — она сложила руки перед собой, и опустила на них острый подбородок. — Я не хочу. Хочешь знать, чего я хочу?
В тот вечер мы оба напились, как дети. Она повела меня в дешевую забегаловку под названием «Гальветия»… напоила меня, вечером привела к себе домой, сама раздела, а утром попросила вежливо на выход, потому что нянька заболела, и ей было пора готовить для дочери кашу.
— Что? — спросил я, не веря в просиходящее.
— Господин Нойман, пожалуйста, покиньте мой дом!
Она была уверена, что мы больше не увидимся. Я сделал всё, чтобы это оказалось неправдой.
Сабрина была особенной женщиной. Она будто была создана из деталей. Когда мы стали намного ближе, она мне показала шрам у левой груди, он был заметен только когда она поднимала руку. Этот шрам она сама себе нанесла, в возрасте семнадцати лет, когда к ним в гости первые наведался её будущий муж.
Он был старше, и она не хотела за него выходить, но её мать настояла на этом. Она говорила, что этот порез служит ей напоминанием!
•• • ••
Однажды я повез её на наши семейные конюшни. Хотел лошадей показать, да и чего уж — похвастаться хотел.
Так получилось, что туда без предупреждения приехала моя мать. Она познакомилась с Сабриной, мы чинно выпили весь чай, что был в доме, пока моя мама вела с Сабриной длинную световую беседу. До сих пор не понимаю, что моя маман пыталась узнать.
На следующий день, фрау Хайке Нойман приехала ко мне. Я провел её в гостиную, она заняла своё любимое кресло у окна, и спросила:
— Вы уже были вместе?
Я выдохнул.
— Да.
Моя мать кивнула. Она всегда меня очень хорошо понимала.
— Ты же понимаешь, что…
— Я смогу себя сдержать!
— Эрих, — прошептала, — а что, если не сможешь?
Это был вопрос, которого я так боялся. «Что, если…?»
Я не знал, что буду делать, если произойдет это «Если». К тому времени, я уже своей жизни без этой женщины не представлял.
Да, мне сложно это признавать, но Тамару я уважал, ведь она была создана, чтобы дополнять меня. Мне с ней было просто, легко, но правда в том, что в ней я видел не женщину, а близкую подругу, смерть которой стала для меня ударом.
Эльзу я хотел, но не уважал и считал пустой, и относился к ней соответственно.
Сабрина соединяла в себе всё хорошее, что было в Эльзе и Тамаре. И мне казалось, что, если я потеряю её — это меня сломает.
Она казалась идеальной! Помню, я пригласил Сабрину в новый бар, только-только открывшийся и позиционировавший себя «для элиты». В этом баре были комнаты… для развлечений.