— Рассказать про Потапенко?
— Да. Он имеет право знать, что его драгоценный референт умишком повредился.
Насчет Митенькиного ума у Мурча было особое мнение. Безнадежным дураком он референта не считал, но большого интеллекта в нем не замечал. Митенька мог прорезаться либо у Успенского, либо у кого-то из подруг, и еще неизвестно, что хуже. Ведь непонятно, что творится в его свихнувшейся головушке.
Успенский нашелся в «Трансинвесте». Узнав, что референт жив, телесно вроде бы здоров, но явно спятил, банкир застонал.
— Где вы его нашли? — спросил, поохав и пожалившись на невезение, Борис Семенович.
— В Протасове появился его дядя, Митя перепугался…
— Дядя?! Ох, его еще недоставало!
Кречет понял, что Митенька не самостоятельно обманул старика, а выполнял указания Успенского.
— Дядя, и этот дяденька сейчас может бродить по Протасову, искать или племянника, или вас, — прямо сказал безжалостный Кречет. — Я не уверен, что он после психушки совсем оклемался, но, чтобы выследить вражину, у него ума хватит. Я бы на вашем месте попробовал с ним договориться.
— Мне нужен бодигард, — заявил Успенский.
Кречет взглянул на Мурча, Мурч помотал головой.
Кречет берег подчиненных. Заставлять Мурча выполнять работу, которая ему неприятна, Кречет не стал.
— Не бодигард вам нужен, Борис Семенович, а переговорщик. Попробуйте договориться со стариком через посредника, что ли, пока он не наделал бед. Вы-то можете, в худшем случае, уехать на пару недель. Даже увезти семью. Но он тогда найдет Потапенко, и это плохо кончится. А если как-то договоритесь, то спасете своего референта.
— Митенька может уехать к себе домой, — возразил банкир.
— Если бы он был в своем уме — так бы и поступил. Но он где-то бегает, и какие у него фантазии — даже предположить невозможно.
— Да, Борис Семенович, — подтвердил Мурч.
— Ужас, ужас, что творится… — пробормотал Успенский. И на том они расстались.
— Слушай, Кречет, а нужно ли нам во всем этом копаться? — прямо спросил Мурч, когда Кречет попросил его взять курс на офис «Часового». — Вот ты кучу времени потратишь, кучу денег, своих денег, между прочим. И что на выходе?
— Не знаю, — ответил Кречет — Что-то нам, конечно, заплатит этот бельгийский профессор. Если только и он не спятил. Погоди… Мы ведь так и не проверили, куда он подевался.
Позвонив Инне, Кречет узнал: у горничной был выходной, и она не знает, ночевал ли профессор ван Эйленбюрх в «Авалоне». Кречет совсем было собрался обращаться в отель, но позвонила Лео.
— Я сейчас с гипнотизером, будь он неладен, с Ромуальдом… — и тут Лео употребила лексику с ключевского базара. Ясно было, что девушка очень сердита.
— Ну и что? — спросил Кречет.
— Он мне все рассказал. Не сразу, конечно.
— Что — все?
— Про ваш сеанс погружения. Ты, наверно, не понял, что произошло.
— Не понял, — признался Кречет и сделал звук погромче, чтобы Мурч тоже был в курсе.
— Зря вы с ним связались. Меня бы спросили. Он знает, как начать, но еще не научился кончать.
Мурч фыркнул.
— Он для меня провел такой сеанс с женщиной, которая знала кое-что важное. И потом у него с ней были какие-то странные приключения. Он, конечно, врет, но я добьюсь правды.
— Не сомневаюсь, — буркнул Кречет.
— Добьюсь! — повторила Лео. — Но вот что тебе может быть интересно. Про Митеньку.
— И что Митенька?
— Он не вывел этого бездельника из транса. Загнал его очень глубоко и не справился. Он мне рассказал подробности. И теперь ваш Митенька считает себя тамплиером. Когда это пройдет — непонятно.
— Каким еще тамплиером?
Не то чтобы Кречет вообще не знал историю, слово было знакомое, но — не более того.
— Этот Ромуальд… сиди, я сказала!.. Ромуальд добрался до его предка. И этот предок — Арно де Бетанкур.
— Арно де Бетанкур… — повторил Мурч, зачарованный красиво звучащим именем.
— Ромуальд говорит — сейчас Митенька даже по-русски не понимает. В общем, вы эту кашу заварили — вы и должны его поймать, пока он ничего не натворил.
— Ромуальд врет про тамплиера. Он до другого предка добрался — который в джунглях по пальмам скакал, — сказал Кречет.
— Ты про его прыжки? Кречет, для рыцаря четырнадцатого века это нормально. Они же должны были в доспехах бегать и прыгать, даже на лошадь вспрыгнуть. Ты представляешь, какие у них были сильные ноги?
— Теперь представляю.
Кречет был благодарен Лео за этот звонок, но разговаривать с ней совершенно не желал. И она поняла.
— Удачи! — пожелала она и отключилась.
— Что скажешь? — спросил Мурча Кречет.
— Она права — ловить придется.
Мурч ни словом не упрекнул Кречета, затеявшего всю эту авантюру с погружением.
— Как ты думаешь, куда его понесло?
— Без понятия. Может, домой. Может, в «Трансинвест». Может, вообще в родную Францию. Предок, чтоб ему!
— Ага. Арно де Бетанкур… — Мурч произнес это даже с некой завистью. — Как же его теперь ловить?
— Едем к Маркизе.
Маркиза Кречету понадобилась, чтобы проконсультироваться, что врачи на Афанасьевских Горках могут вколоть буйному безумцу, чтобы его обездвижить и погрузить в целительный сон. А потом — чтобы узнать, где и почем такие снадобья продаются.
Но по дороге Кречету позвонил Аствацарян.
— Слушай, ты не знаешь, где Успенский?
— Не знаю, а что?
— У него же твои работают, из «Часового». Свяжись с ними, может, они в курсе.
— Хорошо, а если найдем — что дальше?
— Пусть немедленно свяжется со мной и едет в «Трансинвест». Там у него крупные неприятности.
Первое, о чем подумал Кречет, — явление Митеньки, вообразившего себя тамплиером. И это действительно было крупной неприятностью — как и всякое явление буйнопомешанного в дамском трудовом коллективе.
— Если найду, то передам, — пообещал Кречет и отключился.
— К «Трансинвесту»? — спросил Мурч.
— Нет… — Кречет посмотрел на часы в приборной панели. Время было рабочее, но Лео звонила явно не из банка, раз была с Ромуальдом. — К Сивому. Помнишь, где он жил, пока с Машкой не съехался.
Мурч хотел сказать, что неплохо бы доехать до «Часового», где оба числятся на рабочем месте, но решил подождать с нотацией. Читать товарищу мораль именно в то время, когда товарищ, заварив какую-то сомнительную кашу, нуждается в помощи, — последнее дело. А у Мурча был свой кодекс мужского поведения — не всегда понятный его подруге Натахе, ну да женщинам вообще многого не понять, и спорить с ними нелепо.