— Что? — еще трезва, но суть не уловила.
Олень скорчился, будто я надоедливая букашка.
— Проклинать.
Проклинать… кого? Варю? Или создателей Куба…
— Что?!
Возмущение пополам с удивлением сработало петардой — вскочила на ноги, не зная чего хочу больше: убивать или узнать подробности.
Олени с завидным спокойствием наблюдали за мной, а у меня разве что пар из носа вместе с искрами не вылетал.
— Вы создали Куб? Зачем?! Как? Вы же… олени!
— Ван секонд, крошка. Мы — волшебные олени Мороза, — важно заметил Робин.
— Волшебные на всю голову.
— Это наше преимущество, — он показал в улыбке белые зубы. — Изюминка. Вишенка на торте.
Вишенка на вид не привлекает. Особенна эта, с красной банданой. Такая вишня сама сожрет кого угодно.
— Зачем?!
Клаус недовольно клацнул зубами, словно здесь жужжит надоедливая муха.
— Давно было. Один чел упрямо не верил, что мы волшебные олени, — Робин методично открывал каждую коробку из-под пиццы, в надежде найти ломтик.
— И что?
— Мы решили научить его верить в чудеса, — поиск удался — он поднял кусок пиццы намекая на то самое чудо.
— Магическим контрактом вы его хотели научить верить в чудеса?
Не достает мне жизненного опыта, чтобы понять оленью суть.
— Крошка, мы волшебные олени и наше волшебство не должно причинять вреда. Мы сделали такую вещь, которая к нам не имеет отношения. Просто создатели. Авторские права на него не заявляли.
— А…
— А за вашу тупость мы ответственности не несем, — пробасил Санта и снова уткнулся взглядом в телевизор.
Какими словами лучше передать, когда чувствуешь… Да я даже описать не могу!
— Хорошая олене-терапия, — степень убитости голоса проконтролировать не получилось.
— Началось нормас, потом что-то пошло не так, — милейшая улыбка на морде Робина и я наконец поняла: это театр абсурда.
Все здесь происходящее — полнейший абсурд, а олени — актеры. Прекрасные, достойные Оскара, а режиссер-постановщик — бесценный экспонат. Гений современности.
На фоне осознания я и скатилась до истерического хохота.
Олени с шоковым выражением на мордах наблюдали за мной, а я не могла остановиться. В какой-то момент из глаз брызнули слезы, а я все не прекращала смеяться.
— Эй, копытные, — разнесся по помещению знакомый голос, — студентку мою не видели? Ага, если вы ее напоили, я вам шланг в задний проход вставлю и через воронку ящик в каждого залью.
Санта их не напугал. По крайней мере отражения страха ни у одного не появилось.
— Уилсон, — прохладные ладони обняли щеки, — я не бью женщин, приходи в себя собственными силами.
Яркие голубые льдинки глаз стали спасительным якорем.
— Вообще-то мы хотели ей помочь, — оскорбленно заявил Робин.
— Вам это удалось. Еще раз рядом с моими студентками увижу — накажу.
Олень Санта отреагировал на другом языке. Даже если бы хотела, все равно не смогла бы разобрать, но вряд ли там комплименты и ода во славу.
Профессор в долгу не остался, между ним и оленями затянулась специфическая беседа, если так можно назвать повышенные тона, на им известном языке.
— Я предупредил, — завершил ректор общение и вывел меня за дверь.
* * *
Перед носом распахнулась дверь.
— Элла в соседней комнате, стучись к ней, если захочешь пореветь.
Санта любезно прикрыл дверь, не спеша уходить.
Упала на кровать, на ходу скинув ботинки. Хочу уснуть минимум на месяц и чтобы ни одна живая душа не напоминала о проклятье в виде магического контракта.
— Уилсон, снова пессимистичный настрой?
Профессор сложил руки на бедра, с легкой усмешкой смотря сверху вниз.
— Вы серьезно или издеваетесь? Помощи от Мороза мне не видать из-за сумасшедшей невесты, какие еще варианты? Вас соблазнять? Какой смысл? Я перестану себя уважать и моя жизнь вместо короткого ада растянется на годы.
Перевернулась на бок, просунула руку под подушку и сжала в кулак, — так выглядит безысходность.
— Варя просто защищает человека, которого любит. Ее можно понять.
— Будто ему требуется защита, — фыркнула, рассматривая письменный стол напротив.
Что угодно, лишь бы не смотреть на Санту.
— Когда любишь, об этом не задумываешься.
— Профессор! — подскочила, теряя терпение. — Что вы от меня хотите? Мне снова дали надежду и опять ее растоптали. Я должна рассыпаться в извинениях? Или надо давить на жалость? Вы же все знаете лучше всех, так скажите! Что мне делать? — прокричала ему в лицо, окончательно утратив контроль над эмоциями.
Если выживу — останусь психом. Точно.
Санту будто не задели мои слова. Он мягко, даже снисходительно улыбался, сцепив руки на груди.
— Что молчите? Нечего сказать? — продолжила напирать я. — Потому что нет выхода! Нет выбора! Один гребаный вариант и меня он не…
"Не устраивает", — хотела сказать и не смогла. Профессор дернул меня на себя и заткнул рот поцелуем.
В седьмом классе я дружила с Николасом Бердоком и мучалась от страха, что когда он меня поцелует, я застыну статуей, Николас разочаруется и станет надо мной смеяться. Расскажет всей школе и я стану изгоем.
Все обошлось, хоть поцелуй был ужасен.
Страх воплотился теперь, спустя много лет. И пусть Санта не станет бегать по Академии с рупором и криком: "Уилсон не умеет целоваться!", мне хочется провалиться сквозь землю.
Я так и стояла с открытыми глазами. Они, судя по ощущениям, скоро вылезут из орбит.
— Продолжишь истерику и я покажу тебе многогранный выход из ситуации, полный стонов удовольствия и наслаждения, — Санта многообещающе улыбнулся и надавил подушечкой большого пальца на центр нижней губы, оттягивая ее вниз. — Мне нравится вкус этих губ.
Что… происходит?
Это ведь не может быть реальностью. Санта никогда не скажет ничего подобного студентке. Я моргну и проснусь.
Зажмурилась, чтобы наверняка.
Не проснулась. Более того — взгляд ректора говорит, что он не шутит.
Господи, он сказал ему нравится вкус моих губ?
Жар на щеках вспыхнул молниеносно.
— Я не привык стеснять себя в выражениях, — не звучит как оправдание, хотя по содержанию похоже.
— Вы…
— Я, — невозмутимо кивнул Санта. — Продолжаем истерику?