— Почему же их никто не остановил, мама? — спрашивала Леона свою мать.
— Эти люди рассказали редактору «Таймс», что они никогда не видели своего лендлорда и что от его имени действовали его доверенные лица, именно они творили все эти жестокости.
Леоне все это было очень трудно тогда понять, но теперь, слыша детский плач и видя отчаяние и безысходность на лицах людей, наблюдающих, как поджигают их дома, она чувствовала тошноту и головокружение от отвращения и гнева.
И она знала, кто за это в ответе.
Было бесполезно пытаться закрывать глаза на то, что они едут по земле герцога, и несчастные, которых сейчас лишали крова, были его людьми.
Им, как и другим насильно изгнанным, придется, сбившись в кучку, отправиться к морскому побережью.
Единственный выход — сесть на корабль и отправиться далеко через океан. Но на этом корабле люди часто гибнут от холода, недостатка пищи или становятся жертвами эпидемий оспы или тифа.
«Это не может быть правдой! Не может быть, чтобы все это началось сначала!» — думала Леона.
Она вспоминала, как проклинала ее мать овец, которые вытеснили горцев из их долин и с вересковых полей, где остались только призраки тех, чье мужество и выносливость некогда служили настоящей гордостью Шотландии.
«Как же может герцог поступать так со своими людьми?» — негодовала Леона.
Теперь она прекрасно понимала, почему лорд Стрэткарн был в плохих отношениях с герцогом.
Она видела на земле лорда фермы, где разводят скот. Они располагались вдоль берега озера.
На земле, которой он владел, не было овечьих стад, и сердце ее смягчилось, поскольку теперь она поняла, почему его народ так нуждался в нем и почему ему нужно оставаться среди них, если придется защищать интересы своих людей.
Затем, сильно нервничая, она подумала о том, что ей следует сказать герцогу при встрече и как удержаться от слов проклятия, которые могут сорваться с ее губ, едва она увидит его.
«А может быть, он не знает? Может быть, он не понимает, какие страдания приходится переносить этим людям?» — сказала она себе.
Но ведь выселение происходило всего в нескольких милях от замка.
Неужели он может быть настолько слеп?
И если он был в своих владениях в отличие от многих северных лендлордов, которые жили в Англии, тогда как их доверенные лица совершали от их имени такие ужасные преступления, то, естественно, он не мог не знать о происходящем.
Лошади бежали вперед по дороге среди вересковых полей, а Леоне нестерпимо хотелось выпрыгнуть из экипажа и бежать назад, в замок лорда Стрэткарна,
Как же она хотела, чтобы у нее хватило на это смелости! Но экипаж неумолимо катился вперед, и с этим ничего нельзя было поделать.
Леона была напугана до глубины души и в первый раз пожалела о том, что не отказалась от приглашения герцога и приехала в Шотландию.
«Как мне… объяснить ему, что я… чувствую?» — спрашивала она себя.
Она вспоминала ужас в голосе матери, когда та читала вслух репортажи из «Таймс» и рассказывала ей, как разбивали кланы и высылали их в разные концы света.
Она часто цитировала Эйлина Далла, слепого барда из Гленгарри, который писал о страданиях простого народа Шотландии.
— Эйлин Далл выбирал очень сильные, значимые слова, — объясняла ей мать. — Он сравнивал грехи лендлордов с грехами Содома и Гоморры. — Она глубоко вздохнула.
Даже Макдоналды, ее предки, как потом узнала Леона, были не без греха.
Ее отец однажды упомянул о том, что из всех шотландских лендлордов ни один не избавлялся от своих людей так легко, как Макдоналды из Гленгарри или Чишолмы из Странгласса. Ее мать тогда не стала спорить, она просто заплакала, и иногда Леоне казалось, что выселение людей волновало ее гораздо больше, чем битва при Гленкоу.
Теперь, увидев все собственными глазами, она понимала, почему ее мать приходила в такой ужас и плакала.
«Это неправильно! Это нечестно!» — бушевала Леона.
С каждой милей, приближавшей ее к замку Арднесс, она чувствовала, как усиливается гнев, но в то же время ее стала охватывать смутная тревога.
Путь, наполненный переживаниями, начал казаться ей нескончаемым. Наконец экипаж стал спускаться с высокой дороги, по которой они ехали, с тех пор как покинули замок лорда Стрэткарна.
Дорога вела вниз в горную долину, сначала она петляла среди темных елей, а потом по поросшим вереском полям.
На пути не попалось ни одной фермы, но время от времени Леона замечала каменные стены без крыш. Она была уверена, что не так уж много лет прошло с тех пор, как эти дома были заселены.
Через горную долину бежала быстрая речка.
Некоторое время они ехали по дороге вдоль реки, а горы по обеим сторонам поднимались вверх так резко и были такими высокими, что все, казалось, было укрыто тенью, падавшей от них.
Но тем не менее они обладали собственным величием и красотой.
Здесь не было мягкого очарования окрестностей замка лорда Стрэткарна, здесь природа была более суровой и выразительной, но Леоне в тот момент все казалось предвещающим опасность.
Только подъехав к самому замку Арднесс, она осознала, как близко находится от моря.
Вдали, в самом конце горной долины, она увидела белые гребни морских волн, а высоко над устьем реки возвышался замок Арднесс.
Он производил гораздо более сильное впечатление. Этот замок наводил ужас. Такого Леона не ожидала.
Наверное, замок был построен как защита против вражеских кланов и викингов. Это была неприступная крепость огромных размеров.
Под крепостью текла река, позади бушевало море, а серый камень, из которого она была сложена, резко выделялся на фоне холмов. Жуткое зрелище.
Они миновали мост и теперь ехали по дороге между низкими скрюченными деревьями и густым кустарником.
Та башня, что ближе к морю, была, очевидно, построена раньше, и вместо окон там зияли узкие щели бойниц. Остальная же крепость была серого камня с эстакадной крышей, готическими окнами и оружейными башенками шестнадцатого столетия.
Экипаж подъехал к замку. Огромная дверь была как грозный бастион из древесины с железными петлями. Каменные навесные бойницы были высоко вверху, так чтобы можно было облить непрошеного гостя расплавленным свинцом.
Вокруг суетилось множество слуг, все одеты в килты, и из-за того, что Леона нервничала, они казались ей огромными бородатыми мужчинами устрашающего вида.
Один из них повел ее в огромный квадратный зал, а затем вверх по широкой каменной лестнице, на которой шаги звучали громко и гулко.
Наверху слуга распахнул перед ней дверь и зычным голосом объявил: