— Как же в тебе хорошо, — выдохнул он, прикусывая мою шею и тотчас зализывая место укуса.
— Кажется, я сейчас сознание потеряю, — пролепетала я, повиснув на его шее.
Герант довольно усмехнулся и опустился со мной в воду.
— Я отнесу тебя в постель. Можешь терять, если хочется.
— Показушник, — промычала я да так и заснула, уткнувшись носом в плечо мужчины.
Флоренс
Марта проводила меня в крохотную комнату, где почти все место занимала массивная кровать из темного дерева с самым настоящим балдахином из изумрудно-зеленого бархата. Нежные, кремовые подушки звали меня к себе, манили и умоляли прижаться щекой к прохладе надушенной наволочки. Осторожно опустившись на краешек кровати, я удивленно охнула, едва не утонув в пушистом одеяловом облаке.
У противоположной стены стояла невысокая тумба с зеркалом, упрятанным в резную раму, и низенький пуфик, обтянутый светлой кожей. На стенах горели вездесущие свечи, а воздух был тяжелым и сладким, напитанным лавандовым маслом и запахом спелых орехов.
На дверь в углу я даже не посмотрела. Догадалась, что это ванная комната, но купаний мне на сегодня было достаточно — и так голову повело после горячей воды. К тому моменту, как мы с Мартой добрались до нужной комнаты, волосы почти высохли и теперь напоминали мочалку. Недовольно поморщившись, я устроилась на пуфике и взяла с тумбочки массивный костяной гребень.
Все здесь было будто из прошлого тысячелетия! Свечи эти, масла, купальни, настоящий шелк, что так приятно льнул к коже. Халатик соскользнул с плеча, и я могла поклясться, что он был тоньше бумаги. Интересно, Госпожа использует настоящую бумагу, а не инфопланшеты? Наверное, да. Такая женщина не станет делать исключений ни в чем.
Впрочем, Госпожа Лир занимала меня меньше всего.
Куда больше меня волновала моя дальнейшая судьба в качестве личного помощника магистра.
Ведь он мог уволить меня! Я проявила непозволительную слабость, проигнорировала все его правила и запреты. Объятия еще эти дурацкие выпросила! Наверное, магистр уже думает, как бы от меня избавиться поскорее, чтобы под ногами не путалась. Дура! Какая же я дура.
Теперь ты довольна, Флоренс?
Сама все испортила! Я должна была быть сильнее! Должна была показать себя воином, а не размазней, не способной справиться с ситуацией. Зачем магистру такой помощник?
Тяжелые мысли так меня увлекли, что я не услышала стук в дверь. Не услышала его и во второй раз, когда стук повторился и был уже громче. Самобичевание и разочарование в себе были слишком сильны, чтобы окружающая реальность смогла пробиться сквозь них.
— Канарейка, мать твою, ты там померла что ли?
Магистр кажется таким хмурым и… взволнованным? Да нет же, не может этого быть. Он ведь никогда не волнуется.
Стоп, что? Магистр?!
Вскочив с пуфика, я едва успела запахнуть халат, правда, это все равно не спасало: ткань была слишком тонкой, чтобы спрятаться под ней, и больше открывала, чем скрывала. Стягивая несчастную материю на груди дрожащими пальцами, я поняла, что у меня вот-вот подогнутся коленки. Жар ударил в лицо, растекся по коже огненной волной, и покраснели даже плечи, а от ушей должен был валить пар.
Магистр, со свойственной для него невозмутимостью, черной тенью прошагал по комнате и поставил на тумбочку небольшой поднос. И правда, Марта говорила, что нас покормят в комнатах, но она могла сама принести еду, так почему же…
Скользнув взглядом по спине мужчины, я тяжело сглотнула. На нем не было привычной черной куртки — только плотная белая рубашка, обтягивавшая каждый изумительный дюйм. Короткий стоячий воротничок был расстегнут, а рукава — закатаны до локтя, открыв крепкие, перевитые венами руки.
Руки, что так бережно обнимали меня недавно. Это было даже лучше, чем все те фантазии, которые перед сном я прокручивала в голове, разговаривая с канарейкой.
Влажные черные волосы магистра чуть-чуть курчавились, оплетая шею крупными завитками. Хотелось их потрогать, но я одернула себя и напомнила, что сказка закончилась там, в пещере. Больше такое не повторится, и у нас есть правило: стоять не ближе, чем в двух шагах.
Отвернись! Нельзя так пристально глазеть, он же заметит!
Магистр обернулся, окинул меня каким-то странным, темным взглядом, скользнул им по обнаженному плечу, задержался на шее и удивленно изогнул смоляную бровь:
— У тебя гребень в волосах застрял.
Рука дернулась вверх, отчего халатик приподнялся и чуть разошелся в стороны.
— Ой! — пискнула я, пытаясь завязать поясок. — Простите…
— Сядь, Флоренс.
Ссутулив плечи, я побрела к пуфику, собираясь выслушать любой приговор. Ведь хорошие новости так не сообщают, правда? От хороших новостей не подкашиваются колени, и никто предварительно не просит сесть.
Повернувшись лицом к зеркалу, я старалась не смотреть на отражение магистра. Боялась увидеть в его глазах свою судьбу.
Теплая широкая ладонь коснулась моего плеча, поправляя халат, умелые пальцы выпутали гребень из растрепанных волос. Аккуратным движением магистр собрал волосы в руке и принялся их расчесывать, а у меня чуть глаза не лопнули от удивления. От слабого потрескивания по коже побежали мурашки, а по лицу мужчины невозможно было прочитать, о чем он думает.
— У тебя прекрасные волосы, Канарейка.
Казалось, что покраснеть еще сильнее невозможно, но я перешагнула и этот предел. Промычав что-то нечленораздельное в ответ, я мысленно ругала себя последними словами, но просто физически не могла оставаться спокойной рядом с магистром. И отчаянно, до дрожи в кончиках пальцев, завидовала Ши и Геранту.
Им не нужны слова, чтобы понимать друг друга.
Закончив расчесывание, магистр принялся плести мне косу.
Магистр. Плел. Мне. Косичку!
— Я намного старше сестры, — вдруг сказал он, а я затаила дыхание, впитывая каждое слово. До этого он никогда не говорил о семье. — Когда она была совсем крошкой, мне приходилось заплетать ей волосы, потому что она была ребенком-катастрофой. Могла бежать и зацепиться ими за кусты, или случайно их поджечь. Крику тогда было — страшно вспоминать. Вот я и наловчился. Больше за ней некому было присматривать, а нянек Аврора не выносила — вечно устраивала им пакости.
— А ваша мать?
Магистр невесело усмехнулся.
— Мать была хрупкой женщиной. Она недолго продержалась рядом с отцом, а потом… любовниц у него было столько, что я давно перестал воспринимать их, как что-то постоянное. Да и кому было интересно возиться с маленькой девочкой? Ее бы продержали дома до восемнадцати, дали образование и выдали замуж за нужного человека.
— Но с Авророй случился Бардо.