Они разложили на журнальном столике нехитрую снедь, наполнили бокалы и вновь расселись: Карифа на диване, Мегера в кресле. Первые куски большой мясной пиццы проглотили быстро и молча, действительно проголодались, потом слегка расслабились и вернулись к разговору.
– Можно задать глубоко личный вопрос?
– Похоже, других в наших отношениях не существует.
– Согласна, – хихикнула Амин. – Можно?
– Задавай.
– Почему ты не стала пингером?
– А должна была? – удивилась Мегера.
– Все говорят, что в Европе опасно, много хуже, чем в Бруклине ночью, и выжить можно, только став быстрее и сильнее. Ты сама так говорила, но быстрее и сильнее не стала. Почему?
– В Европе жестко, – помолчав, согласилась Эрна. Отложила кусок пиццы и глотнула вина. – И у пингеров действительно больше шансов выжить, но я решила дождаться некроза Помпео.
– Веруешь, что Господь сам отбирает тех, кто должен стать ненастоящим? – с иронией поинтересовалась мулатка.
– А если так? – к удивлению Карифы, Эрна не приняла шутки.
И тем заставила пикси собраться.
– Ты не похожа на фанатичку, – чуть более серьезным тоном произнесла Амин. – Ну, на тех, которые на каждом углу кричат, что «Господь сделал нас людьми и не надо ничего менять».
– Нет, я не такая.
– Тогда почему не вставила нейрочип?
– Не было необходимости.
– Или брезгуешь?
– Почему ты злишься? – изумленно спросила Мегера. – Я не давала тебе повода так со мной говорить!
– Ох! – восклицание Мегеры заставило Карифу опомниться и густо покраснеть. – Эрна, пожалуйста, прости меня! Я завелась, я… Я всегда завожусь, когда разговор заходит об их отношении к пингерам. Я злюсь!
– Тогда почему ты не любишь Орка? – удивилась Мегера, легким прикосновением показав, что не обиделась. – Он борется за права пингеров.
– На него я тоже злюсь!
– Почему? – окончательно растерялась Эрна.
– Потому что… – Карифа поморщилась, сделала большой глоток вина и грустно улыбнулась: – Некроз Помпео может проявиться у кого угодно, даже богачи им болеют, и когда человеку вживляют maNika, спасая от заразы, это считается… нормальным. На них все равно смотрят, как на других, но с сочувствием, как на людей, ставших другими от безысходности. А я вживила нейрочип по собственной воле, у меня не было заразы Помпео, я просто хотела стать быстрее, сильнее и зорче. Но не все это поняли, даже подруги-пингеры иногда говорят, что следовало дождаться некроза. Мне обидно, но я знаю, что если бы снова пришлось выбирать, я бы опять вживила чип, потому что новые руки и электронная начинка пару раз спасали мне жизнь. – Амин прикоснулась к «технической половине» головы. – Хотя из-за них я стала похожей на робота.
– Не верь тому, что говорят, – убежденно произнесла Мегера. – Ты – человек.
– Неужели?
– Разве maNika нашептывает тебе мысли и указывает? Сомневаюсь. Ты сама принимаешь решения, а значит, ты – человек.
– И не важно, что во мне полно железа?
– Но не в душе, – очень неожиданно ответила Эрна. – Не в твоей несчастной душе, Карифа. И только это имеет значение.
– Ты говоришь, как Орк, – шмыгнула носом мулатка.
– Я всего лишь повторяю его слова, – уточнила Мегера.
– Есть разница?
– Я бы до такого не додумалась.
– Ты гораздо умнее, чем хочешь казаться.
– Спасибо, но сути дела это не меняет.
– Да, наверное, не меняет… – Амин покосилась на подсыхающую пиццу, вновь поморщилась, разлила по бокалам остатки вина и продолжила: – Я не верю Орку. Он появился из ниоткуда, выпрыгнул, как чертик из табакерки, и принялся ездить всем по ушам. Он говорит, что борется за права пингеров и за то, чтобы нас считали людьми, но для чего ему капелланы? Почему за права борются проповедники, а не адвокаты?
– Потому что Орк не борется, – ровным голосом объяснила Эрна. – Он хочет, чтобы мы сами боролись. В идеале – без его подсказок.
– Откуда ты знаешь? – удивилась Карифа.
– Я только что приехала из Европы, – напомнила Мегера. – Там нет проповедников.
– В Европе не верят в Бога? – попыталась пошутить Амин, но не преуспела.
– В Европе верят в Орка, – прежним тоном ответила Эрна.
– Но почему?
Мегера помолчала, а затем как-то очень серьезно ответила:
– Потому что Орк сказал, что сражаться за то, что дорого, не грех, а подвиг.
И одним глотком допила остававшееся в бокале вино.
* * *
Рокфеллер-центр
Манхэттен, Нью-Йорк
США
Orc forever!
Несмотря на гигантские штрафы за уличные граффити, которые удваивались, если судья признавал, что надпись несет экстремистский смысл… Несмотря на бесчисленные видеокамеры и дроны… Несмотря на то, что полицейским прямо приказали безжалостно избивать «хулиганов» во время задержания… Несмотря на все это, граффити во славу Орка продолжали появляться на стенах американских городов, и в том числе Нью-Йорка, в котором действовали самые драконовские законы.
Orc forever!
Это было первое, что увидел Фаусто, выбравшись из машины: яркую надпись на широкой стене, которую еще не успели затереть уборщики.
Orc forever!
Об Орке ходили разные слухи. Говорили, что он воевал в Европе, что руководил восстанием пингеров в Мехико и что беспорядки в Мумбаи – тоже его рук дело. Так же, как и партизанское движение в Южной Америке. В любом крупном конфликте против любого государства люди начинали видеть руку Орка, и Конелли, который целый год изучал организацию самого таинственного человека в мире, знал, что иногда люди оказывались правы: во всяком случае, партизаны Колумбии, Венесуэлы, Эквадора и Перу точно поддерживали с ним связь. Еще говорили, что Орк искалечен и обезображен, и в последние дни даже возникло предположение, что Орк – предшественник Дика Бартона, первый человек, ставший стопроцентным пингером, но сбежавший из «Feller BioTech», дабы нести людям свет истинной веры.
Конелли знал, что это не так.
Тем не менее Орк на глазах превращался в легенду, и даже невероятный Бартон не смог его затмить. И сейчас, остановившись перед граффити, автора которой могли упечь в тюрьму на срок до полугода, Фаусто понял почему: Орк пытался объяснить. Хорошо или плохо, искренне или преследуя известные только ему цели, он пытался объяснить новый мир и поведать о нем людям. Орк понял, что людям нужно Слово, и нес его, и потому Орка слушали.
И потому Орка ненавидели.