Как выжить, если тебе 20 - читать онлайн книгу. Автор: Альберт Сагирян cтр.№ 7

Я смотрел на ребят, в основном афроамериканцев, природой одаренных талантом к баскетболу и физическими задатками, которых у меня, к сожалению, не было. Зато я понимал, что могу многое компенсировать своим трудом, упорством и настойчивостью в тренировках. Чтобы прыгать выше, нужно больше приседать; чтобы лучше попадать в кольцо и водить мяч, нужно больше тренироваться… Я верил, что мой результат зависит только от меня и потраченного на тренировки времени. Поэтому, когда в школе заканчивались уроки, я шел в спортзал и часами самостоятельно тренировался, качался и… через какое-то время сам начал радоваться результатам.

Но если уж выбирать ориентир, то стоит искать его в своей «весовой» категории, потратить время и разобраться с критерием для сравнения. У нас у всех есть свои сильные и слабые стороны. Как говорил Эйнштейн, «Все мы гении. Но если вы будете судить рыбу по ее способности взбираться на дерево, она проживет всю жизнь, считая себя дурой».

1995 год. Лето. Мне 16 лет. Родители привезли нас с сестрой на каникулы в Москву. Я сразу же отправился на летние сборы Советской спортшколы, увидел всех друзей… А после сборов поселился на даче у друга в подмосковной Валентиновке. Там же и влюбился. И стал размышлять на опасную тему о том, как хорошо было бы не возвращаться обратно в Америку. Мне нужно было немного: друзья, «нормальный» баскетбол, любовь, свобода… В Москве я вел ту жизнь, которой мечтает жить каждый парень в 16 лет. Здесь мне не требовалось заново все и всем доказывать. Но обратные билеты были уже куплены, и родители не сомневались в том, что нужно снова лететь в Америку. Я же думал иначе.

Москва 1995 года — это постсоветская рухнувшая экономика, бандитизм, убийства, наркотики, полнейший беспредел. В тот год из московских дворов исчезли все дети: настолько за них боялись родители. Было голодно, серо и холодно. И в этой Москве вчерашний десятиклассник за день до отлета говорит своему отцу: «Я остаюсь. Езжайте без меня». Родители в шоке, но папа почему-то не спорит.

Правда напоминает: брекеты, которые я ношу, надо обязательно подкрутить, после чего показаться врачу — иначе все усилия насмарку. Перспектива остаться с кривыми зубами меня не вдохновляла. Я улетел с родителями, как мне казалось, на неделю. В 16 лет я оставался ребенком, который верит родительскому слову и обещанию.

В Америке папа сразу зачем-то повел меня на собеседование в другую школу, где была хорошая баскетбольная команда, — познакомиться с тренером. Я не понимал зачем. Я же возвращаюсь в Москву! «Ну, вдруг тебе понравится», — уклончиво отвечал отец. Неделя прошла. Уклончивые ответы больше меня не устраивали. Тогда отец посадил меня за стол и сказал: «Мы решили: ты должен остаться с нами».

Как?! От неожиданности я потерял самообладание. Немного успокоившись, сказал отцу: «Ты давал слово — ты должен его держать». Это был аргумент. Наверное, отец понимал, что, заставив меня остаться, он потеряет мое уважение, а наши отношения уже никогда не будут прежними.

— Хорошо… Пусть будет так, как ты хочешь!

Я никогда не забуду голос отца в тот момент. В нем я услышал и мужскую боль, и родительское страдание, и разочарование от того, что изменить ничего не получится. Отец знал мою настойчивость и мой характер. Он понимал, что если сейчас будет действовать силой и настоит на своем, то ничего хорошего из этого не выйдет. Это сломает не только меня, но и наши отношения. Я тогда не видел для себя жизни в Америке. Мысленно я был уже в Москве.

На следующий день в аэропорту мы с мамой плакали. Я понимал, чувствовал, что изменяю свою жизнь, что пересекаю некий рубеж, который разделит все на до и после. В 16 лет я принимаю первое судьбоносное решение, которое повлияет на отношения с родителями и оставит след на всю жизнь. Я ухожу из родительского дома. Навсегда. Папа попрощался и отошел в сторону — не хотел, чтобы я видел его слезы.

Иногда я пытаюсь представить, чего ему это стоило, и все равно не могу. Сегодня я волнуюсь каждый раз, когда моя старшая 14-летняя дочь уходит из дома в книжный за углом. Я же был ненамного старше и улетал от родителей в неизвестность российских 90-х в одиночестве. Тогда еще не было глобального информационного мира, соцсетей, интернета, смс. Звонок с Америкой нужно было заказывать диспетчеру заранее. Конечно, родители были не готовы так рано оставить меня без своей опеки и заботы. Но и остановить меня было невозможно.

В самолете я плакал. Не потому, что не знал, куда и зачем лечу, где буду учиться и буду ли. Я был уверен, что во всем смогу разобраться. Но мне было жалко моих родителей. Ведь переезд в Америку отец отчасти затеял для того, чтобы у меня и сестры появилась возможность лучшей жизни, чтобы мы могли получить хорошее образование и не сталкиваться с суровой жизнью в постсоветской России.

Но решение было принято, и назад дороги не было. Сейчас я могу сказать, что в жизни нет плохих или хороших решений. Есть только решения и их последствия. Когда эмоции стихли, я стал думать о том, что и как будет, когда я вернусь в Москву. У меня не было плана, но меня согревало чувство, что я бегу не из Америки — я бегу в Москву. В мою Москву — в Москву моих друзей, моего увлечения спортом, романтики и любви. Перспектива пьянила меня. Именно это чувство вынуждало меня лететь на другой конец Земли, за океан от родительского дома, одного в 16 лет.

Я спускаюсь с трапа. Смотрю по сторонам. Вдыхаю воздух Шереметьева. Я вернулся. И чувствую себя, будто вырвался из аквариума. Каждой клеткой ощущаю, что сейчас начинается настоящая жизнь. Я вдыхаю эту жизнь, и от возбуждения кружится голова.

Пазл московской жизни стал собираться довольно легко. Я вернулся в старую школу, попросил дедушку, чтобы он сходил и договорился с директором. Меня взяли в 11-й класс, еще я устроился играть за Фрунзенскую спортшколу, а параллельно по утрам (если честно, то вместо школы) стал тренироваться со вторым составом команды мастеров ЦСКА… Началась та жизнь, ради которой я улетел из Америки.