Держи голову выше: тактики мышления от величайших спортсменов мира - читать онлайн книгу. Автор: Брэндон Снид cтр.№ 88

Потом уселся и стал ждать.

Первый час ничего не происходило. Только слегка вспотел, не более.

Ему предложили второй стаканчик. Он выпил и его. Затем прилег.

Спустя несколько мгновений в голове Кингсбери поднялся шум, словно он оказался в зоне боевых действий: кругом его окружали крики и чей-то рев, они стремительно нарастали.

Он вспомнил то, о чем ему сказали раньше. Чти благородную тишину. Не смотри по сторонам. Не грей уши, если можешь избежать этого. Пусть другие переживут свой собственный опыт, а ты переживи свой. Ему было сказано, что большинство людей примитивно реагирует на аяуаску, по-животному. Они рыдают, хохочут и кричат.

Кингсбери держал глаза закрытыми, а когда у него это не получалось, смотрел вниз. Звуки, однако, были просто кошмарными. «Как будто вокруг умирали люди», – описывал он этот шум. И он не мог удержаться от того, чтобы смотреть по сторонам.

Другие участники «блевали, как одержимые».

Это, кстати, неотъемлемая составляющая эксперимента с аяуаской. Очищение. La purga. Вы будете блевать. У вас будет диарея. Так вы очиститесь.

Каждому дали по ведру, и большинство участников уже припало каждый к своему. Кингсбери же не собирался пачкать свое ведро. Он начал осуждать окружающих.

Никто из людей вокруг не был так же здоров и физически подготовлен, как он. Никто из них не уважал собственное тело так, как это делал он. Никто из них не питался правильно. Он вспоминал, как за ночь до церемонии они нарушали диету: «Ели всякое дерьмо типа чипсов, как будто на пикник приехали», – говорит он. Поэтому он подумал: «Ну что ж, все логично. Конечно, они будут выворачиваться наизнанку. Они невнимательно отнеслись к диете. Эти люди нездоровы».

И тут Кингсбери почувствовал гнев, такой хорошо знакомый ему. Тот самый полыхающий пожар. Его мысли становились все жестче и мрачнее. Он думал не только о нездоровых людях, находившихся рядом с ним, но также и «обо всех этих жирных людишках, всю мою жизнь вызывавших во мне отвращение». Он думал о толстяках, подъезжающих на моторизированных тележках к «Макдоналдсу». Он часто пялился на них, сгорая от ярости и дикого гнева. Как может человек настолько разрушить себя?

Он поймал себя на мысли: «Кому на хрен вообще может прийти в голову мысль ВЫПИТЬ эту хрень? Я чувствую только гнев. Только… вот дерьмо…»

Он сделал резкий рывок к своему ведру, ухватился за него и проблевался так сильно, как никогда в жизни.

La purga.

Очищаясь, он вдруг осознал, что гнев покидает его с каждым новым рвотным позывом.

Когда его перестало рвать, он почувствовал себя так, как не чувствовал никогда в жизни. Он почувствовал легкость, сострадание, тепло в сердце. «Всю свою жизнь я был спортсменом. В очень молодом возрасте я понял, что то, что ты даешь своему телу, может помочь тебе выступать успешнее. Поэтому я всегда видел взаимосвязь между едой и хорошим самочувствием, которую не видит большинство людей. И я почувствовал сострадание к тем, кто никогда не догадывался об этой связи. Кто никогда ее не понимал. Быть может, каждый раз, когда их родители ссорились, отец отвозил их в «Макдоналдс» и вручал рожок с мороженым со словами: «Эй, малыш, не переживай. На вот, возьми». Может, были и другие подкрепления, связанные с едой, из-за которых в периоды стресса эти люди переходили на неправильную пищу. Как бы то ни было, они могли питаться таким дерьмом всю свою жизнь просто потому, что не знали ничего лучше. Для меня это стало огромным облегчением. Я даже не догадывался, насколько глубокие корни у этой неприязни, у этого гнева по отношению к людям, которые не следят за собой. Но когда гнев выходил из меня, я увидел его суть. И я знал, что это нездоровая реакция – это просто негативная эмоция, сидевшая во мне, и я сумел отпустить ее от себя».

Он отставил ведро в сторону и начал обильно потеть, потом повалился наземь и начал дрожать и трястись.

Один из гидов встревожился: «Надо его проверить? Он вообще в порядке?»

«Нет, – ответил его тренер. – Оставьте его в покое. Он сам должен через это пройти».

Кингсбери перестал дрожать, но начал потеть еще сильнее. Он потер глаза, чтобы убрать с них пот, и в это мгновение ощутил эйфорию такой силы, какой никогда в жизни еще не испытывал. «Эйфория, только в тысячу раз мощнее. В прошлом я много раз принимал экстази. В этот раз эйфория была гораздо, гораздо, горааааздо сильнее. Я поверить не мог, что все это на самом деле, настолько хорошо мне было. В прошлом я принимал всякое, чтобы почувствовать физическое удовольствие, прекрасно понимая, что получаю только его и ничего кроме, но в резервацию я приехал не ради него. Туда я приехал учиться. Расти. Поэтому я стал думать о своем изначальном намерении и думал о себе как о бойце.

И тогда все начало рушиться».

Почти как в «Бойцовском клубе», мысли начали с бешеной скоростью проноситься в его голове. «Ты – это не твоя машина. Не то, во что ты одет. Ты – это не книги, которые ты читаешь. Не дом, которым владеешь. Ты – не одна из этих вещей». Он вспоминает: «Мой разум просто разложил на атомы все, что я думал о себе, все, что касалось моей идентичности. Я – это не я. Я не Кайл Кингсбери. Это просто наименование, которое мне дали в этом мире, чтобы людям было проще называть меня и понимать. В те минуты у меня было ноль целых ноль десятых привязанности к чему-либо. И это просто взорвало мне мозг».

Лежа вот так, с закрытыми глазами, и не испытывая никакой привязанности ни к чему на свете, а только чистую эйфорию, он еще даже не видел галлюцинаций – кроме тех, которые по каким-то причинам видит большинство людей, выпивающих аяуаску или курящих ДМТ: калейдоскоп полигонов и объектов других форм, смешивающихся в странные картины оранжевого, красного и желтого оттенков. Шаманы называют это «священной геометрией».

Кингсбери говорит: «Я смотрел на это и думал: «Ни хрена себе! Я и в жизни не видел ничего столь же потрясающего!» Но опять-таки мне напомнили зачем я здесь: «Ладно, я тут не для того, чтобы разглядывать крутые картинки».

Он приехал туда для того, чтобы разобраться в своих чувствах по отношению к боям, – и сделал это почти мгновенно, обретя мир и внутренний покой спустя примерно час времени. Осознав, что впереди его ждет еще добрых шесть-семь часов трипа под аяуаской, он толком не понимал, что же ему делать дальше. Он вспомнил, как один из его гидов сказал: «Если ты достигнешь поставленной цели, с которой приехал сюда, и почувствуешь, будто получил от зелья все, чего хотел, подумай о своих близких, о тех, кого любишь, и тебе откроются новые горизонты».

Наташа. Его подружка. Он подумал о ней. И в мгновение ока у него началось видение, в котором он был ей, видел себя со стороны, таким, каким видит его она: видел свое лицо, длинные волосы и бороду. Он посмотрел вниз и понял, что он это Наташа. У него были ее волосы, ее тело. Наташа кричала на Кайла. Он пережил заново каждую ссору, каждый спор с ней. «И всё, что я говорил, будучи Наташей, – говорит Кингсбери, – звучало так, как Кайл это понимал».