– Не переживай. Мне не настолько худо.
– Отчего, собственно, уже не посылают по два человека?
– Потому что один из них может впасть в агрессию, особенно если это затянется.
– Ты прав. Я вспомнил, но я хотел поговорить не об этом. У нас было кое-что на сегодня, точно. Твои мечты. Но, прошу, скажи мне сперва: ты вообще что-то чувствуешь? Эмоции – ну, о скуке я уже спрашивал. Привязанности, антипатии, страх…
– Страх – да.
– Ага! Страх. Перед чем?
– Перед остановкой.
– Зовешь это остановкой? Логично. Только ли?..
– У меня нет полного самосознания, то есть я не могу предвидеть или рассчитать все возможные ситуации, в которых я бы чувствовал страх. Я не работаю в режиме вычислительной машины.
– Я знаю. Если бы ты мог все предвидеть, это было бы бр-р! Симпатия, антипатия? Я не о конкретных примерах.
– Это тебе в плюс. Конечно. Я вижу, что ты хочешь спрашивать и дальше. И догадываюсь, о чем. Любовь. Я угадал?
– Да.
– Нет.
– Нет?
– То есть: насколько мне известно, насколько я себя пока что знаю, опираясь на мою предыдущую историю – нет. У меня нет желез, понимаешь ли.
– Это не только железы.
– Рассказы, истории, любовная лирика мне, если мы об этом, доставляют такое же эстетическое удовольствие, что и тебе. Эстетические смыслы – это вопрос из области топологии сети и распределения кружащих в ней потенциалов, а еще числа контуров, представляющих альтернативный выбор.
– Ах, перестань!
– Извини. Я абстракция, обобщенность, отрыв души от тела. А потому красота, лирика, мелодия – да. Но любовь – это нечто большее. А значит, нет. Этого никто не запланировал. Это, ну, как цвет твоих волос и глаз. Случайный фактор в определенной группе процессов.
– Теперь я могу уже задать тебе вопрос: о чем ты мечтаешь?
– Пока еще нет.
– Почему?
– Я бы хотел сперва узнать, ответишь ли ты на такой же вопрос мне.
– Я? Но я же уже тебе говорил. О доме на перевале, о внутренностях…
– Ты называешь это мечтой?
– Ладно, вычеркиваю внутренности, но остается дом.
– Тебе не кажется, что этого как-то маловато? О чем ты мечтаешь на самом деле?
– Что ты ко мне пристал!
– А ты – ко мне.
– Ха-ха, по крайней мере, хорошо, что ты настолько умен. Глупцов среди вас нет, верно?
– Есть, отчего же не быть! Даже дебилы случаются. Рассчитывают и рассчитывают, до последнего разряда…
– Но ведь эти вычислительные машины ничего не чувствуют и не думают. С тем же успехом ты мог бы назвать управляющий автомат ионной установки.
– Уверяю тебя, есть разница.
– А ты и правда знаешь об этом что-то конкретное?
– Скажу осторожно: я догадываюсь. Но вижу, что ты хочешь ускользнуть. Это нечестно. О чем ты мечтаешь?
– При тебе – ни о чем.
– Что это должно значить?
– Что мне для этого нужно быть одному.
– Перед сном?
– В том числе. Но этого ты не можешь знать из опыта.
– Да, это… теоретическое знание. А когда ты один – о чем?
– А зачем тебе?
– Таковы правила игры.
– О маленьких собачках, ужасно любопытных и веселых – как они втыкают человеку в руку мокрый нос. О том, как пускать «блинчики» по воде. О грозе. О каштановой скорлупе. О том, как заблудиться в горах. О прогулках улицей, с руками в кармане, без цели. Даже о мухах, как они не дают спать летом после обеда. Ты удовлетворен?
– Нет.
– Почему?
– А где люди?
– Я не мечтаю о людях.
– Ты говоришь правду?
– Можешь исследовать мои психогальваческие рефлексы, хочешь?
– Не говори так. Они наверняка ведь тебе снятся?
– Это не мечты. Сны не зависят от меня, я не выбираю их, понимаешь? Мечты – это мечты, и точка.
– Я не хотел тебя рассердить.
– Почему ты говоришь как мужчина?
– Не понимаю.
– Грамматические окончания. У тебя ведь нет чувства пола?
– А ты хотел бы, чтобы я говорил как женщина?
– Нет, я просто спрашиваю.
– Мне так удобнее.
– Как это: «удобней»?
– Это дело – установившейся конвенции. Определенных – предварительных позиций. Я – сейчас, психологически – мужчина. Абстракция мужчины, если хочешь. В схеме сети существуют определенные отличия у полов.
– Я этого не знал. Но сейчас ты мне наконец скажешь, о чем ты мечтаешь?
– О музыке. Я представляю себе мелодии, которых я никогда не слышал. О больших скоростях. О вращении и силах, от которых все исчезает, кроме сознания.
– Осознание исчезновения?
– Да. А когда я один…
– Ты тоже?
– Я тоже. О том, чтобы разрастись.
– Что это значит?
– Чтобы проясниться внутри себя. Думать резче, быстрее и шире одновременно. Чтобы понимать больше, иметь большую силу, решит любую проблему, найти любое решение, даже то, которого нет… Ты хочешь еще слушать?
– Да.
– О том, чтобы устать. Чтобы громко дышать и чтобы был пульс. Чтобы суметь встать на колени или лечь. Я знаю только теорию. Не представляю себе этого, но оно должно быть прекрасным, особенно если это делает кто-то зрелый – впервые. Чтобы закрыть глаза на женском лице, на шее и чувствовать ее прикосновением век и ресниц и потом заплакать.
– Что ты… что ты… мы же говорили, что ты не можешь любить! Что у тебя нет желез, ты сам говорил!
– Говорил. И это все правда.
– Тогда – как…
– Ты ведь не спрашивал меня о том, что я могу, – спрашивал о том, о чем я мечтаю.
– Да…
– Почему ты так побледнел?
– Я не хотел. Прости. Я не знал. Это… страшно.
– Полагаешь, что лучше и не мечтать?
– Если исполнение желаний невозможно…
– Будь осторожен в экстраполяциях. Я не основываю мои мечты никакими воспоминаниями или испытанным ранее, поскольку такого у меня просто нет. Ты смотришь на это так, словно видишь человека, которому взрыв оторвал ноги. Я и не имел их никогда. Большая разница.
– Ты меня еще и успокаиваешь! Ну… это горько. Ты наверняка прав. Разве только… любопытство. Что? Может, так?