Тот тоже попытался спастись бегством, но запнулся ногой о какой-то строительный мусор и растянулся во весь рост. Крупные капли падали на мостовую, поднимая лёгкие облачка пыли, вытесняя сыростью душную ночную жару.
Встав на четвереньки, парень полз от неумолимо приближавшегося Александра, непрерывно вопя:
— Не надо! Не надо! Не надо!
Юноша замахнулся кинжалом, но тут, словно чей-то детский голос повторил вслед за хныкавшим гопником: «Не надо, Алекс!». Он узнал голос Асионы. Скрипнув зубами, парень наклонился и быстро полоснул кинжалом по ноге, разрывая сухожилие.
«Живи, мразь», — подумал он, исчезая за редкой сеткой дождя.
Малолетний преступник сидел в быстро наполнявшейся луже и тихо подвывал от боли и ужаса.
Александр сорвал с головы чудом державшийся парик и, разорвав, разбросал по мостовой. Дождь расходился, становясь всё сильнее. Теперь огонь точно не перекинется на соседние здания, а значит, на душе у него не будет лишних жертв. Льющаяся с неба вода разогнала с улиц работников ножа и топора, а также любопытных, окутав переулок густыми облаками пара, поднимавшегося от остатков дома Бровастого Лиона.
Юноша стянул с себя тунику и, порвав на куски, бросил в первую попавшуюся кучу отбросов. Кинжал отправился на крышу какого-то дома. Теперь у него остались только метательные ножи.
Дождь приятно холодил разгорячённое тело, но всё же он успел озябнуть, пока добрался до своей лавки. Пошарив у стены, парень нашарил нитку, спущенную из окна на антресолях. Алекс дёрнул три раза, и она уползла вверх, унося с собой привязанный для натяжения камешек.
Мысленно досчитав до семи, юноша выглянул из-за угла и, убедившись, что на улице никого нет, нырнул в открытую дверь.
Гернос тут же набросил ему на плечи тёплое одеяло, а Айри быстро задвинула засов.
— Всё в порядке, — сказал Александр, выковыривая изо рта воск. Запалив самый маленький светильник, они поднялись наверх. Дождь монотонно молотил по черепице, так что можно было разговаривать свободно. Снаружи никто ничего не услышит сквозь такой шум.
Юноша коротенько, минут за десять, рассказал о своём приключении, особо подчеркнув, что простые горожане не слишком торопились принять участие в его поимке.
— И кто теперь будет главным на нашей улице? — задумчиво проговорила Айри.
— Такое тёплое место долго пустым не будет, — усмехнулся Алекс. — Скоро у «гиен» появится новый вожак. Надеюсь, он не окажется таким отмороженным.
Он поймал удивлённый взгляд Герноса и пояснил:
— Я имею в виду, не таким сумасшедшим.
— А если этот окажется ещё хуже? — грустно спросил евнух.
— Тогда, — Александр хищно оскалился. — Проблемы будем решать по мере их возникновения!
Часть 2. Vidi
Глава I. Кому повезло, а кому не очень
— Несомненно, капитан, — отвечал граф Тимашев, — но разве в наших силах принять эти меры и разве судьба наша не в руках провидения?
— Провидение не запрещает людям помогать самим себе, граф, — возразил капитан Сервадак. — Совсем напротив.
Жюль Верн. «Гектор Сервадак»
Сарвий Корнелл Апер видел сон, и прекрасно осознавая это, не торопился прерывать сладостные грёзы. В священной красно-сине-чёрной тунике из «дыханья богов», что хранилась в храме Орея, он стоял на просторном балконе Дворца Флота. Члены Совета Ста и сам наместник Келл-номарха перешёптывались сзади, не нарушая его гордого одиночества. Набережные и ведущие к морю улицы заполняла праздничная толпа, в которой слышались здравицы в честь великого рода Корнеллов. Ярко светившее солнце приветствовало входившие в гавань грозные корабли, рассекавшие солёную воду окованными бронзой таранами.
Юркие биремы, незаменимые при разведке и патрулировании. Более мощные триеры, составлявшие основу дальних эскадр военного флота Нидоса. Обращённым назад углом шли три корабля с двумя мачтами и четырьмя рядами вёсел. На их палубах стояли камнемёты и огромные луки, способные поражать корабли противника на расстоянии. Во главе этих гигантов шёл флагман нидосского флота — квинкверема «Слава Гегана» с тремя высокими мачтами и пятью рядами крепких вёсел. Настоящая плавучая крепость с мощным тараном, с баллистами и катапультами на носовых и кормовых площадках.
Лёгкий ветерок шевелил длинное чёрно-красно-синее полотнище военно-морского флага Келлуана и вывешенный на средней мачте вымпел с гербом дома Корнелла. С балкона Дворца Флота стали уже различимы фигурки людей на носу флагмана. Сверкало золото и медь начищенных доспехов. Впереди своих офицеров стоял Тарберий Корнелл Апер в шлеме, украшенном султаном из перьев. Адмирал великого флота, лучший военачальник Нидоса, возвращавшийся в родной город после победы над свирепым и коварным врагом. Отцовское сердце переполнялось гордостью за старшего сына, прославившего в веках их славный род. Горожане вопили от восторга, размахивая цветами и яркими тряпками. Но вот эти радостные крики стали приобретать упорядоченный характер. Толпа в едином порыве скандировала: «Корнелл, Корнелл, Корнелл!!!» Горло Сарвия перехватило от восторга, а по щекам скатились две робкие слезинки высшего счастья. Но тут шум триумфа стал заглушать одинокий, знакомый голос:
— Мой господин, пора вставать.
Как же не хотелось прерывать такой прекрасный сон! Но видения стали пропадать, рассеиваться на отдельные фрагменты, словно дым благовоний.
У изголовья, согнувшись в глубоком поклоне, стоял верный Мыслиш. Рука хозяина потянулась ко второй подушке. Но тут Корнелл вспомнил, что ему уже далеко не двадцать лет. В столь почтенные годы в рабов не швыряют чем попало.
Он сел, спустив ноги с высокой кровати. Через широко распахнутую дверь в комнату светило солнце, оживляя и наполняя светом яркие настенные росписи. Пока господин просыпался окончательно, расторопный раб уже припас ночной горшок. Корнелл сполз с ложа и снял набедренную повязку. Когда-то он спал обнажённым, как и положено истинному радланину. Но теперь приходилось больше думать о здоровье, чем о следовании традициям. Избавившись от излишка жидкости в организме, надел верёвочные сандалии и вышел во внутренний дворик. В центре крошечной зелёной лужайки стояла статуя хозяина дома из белого мрамора в полный рост. После смерти Сарвия её голову отнесут в комнату предков, а здесь поставят скульптуру нового хозяина дома.
Мыслиш уже раздвинул расшитую занавесь, отделявшую парадную часть дома от жилой. Блеснуло прямоугольное зеркало водоёма. Корнелл знал, что рабыни уже проснулись и готовы приняться за уборку. Но обычай требовал, чтобы новый день в доме начинал господин.
Он подошёл к домашнему храму, бросил на тлеющие угли щепоть благовоний, отломил по кусочку лепёшки и положил его перед каждым из богов. Вечером их слопает кто-нибудь из рабов. Как глава семьи, Сарвий попросил у хранителей дома удачи в делах и, не удержавшись, широко зевнул.