– Цело ваше капиталовложение. Я просто… рад тебя видеть.
– Я тоже рада… – ответила Ламия, промаргиваясь единственным глазом. – Видеть.
Потом они поднялись. Поддерживая Ламию, Илья повёл её в лес, если он правильно опознал скопление биомассы в полукилометре от них. Стоило дойти туда затемно, чтобы не попасть на глаза орбитальным спутникам. В лесу Илья, по настоянию Ламии, всё-таки снял шлем. Они подкрепились тем, что нашлось в рюкзаке, и провалились в сон, в итоге проспав весь день. На закате Ламия выстругала дорожные посохи им обоим. Так началось их многодневное путешествие тропами ада.
– Где мы? – спросил Илья, пока они ковыляли по ночному лесу, ориентируясь лишь на систему спутникового позиционирования в голове дракона.
– Это место называется Херсонщина.
– Тут людям снятся плохие сны?
– Скорее всего. Сейчас это территория Хеленмара, – предупредила Ламия. – И нам тут не рады.
– Куда мы пойдём?
– В Крым. Неделя пути, если идти ночами. Днём нас легко заметить с воздуха.
– Как думаешь, тут ещё остались люди?
– Базовые? – уточнила Ламия. – Мало. Когда обломки Украины вошли в состав Хеленмара, драконы постепенно превратили местных в зверолюдей-прислужников – свиноморфов, волкоидов и прочих.
– Проклятые драконы, – с ненавистью проговорил Илья, но тут же добавил: – Я не имею в виду тебя. Ты не настоящий дракон.
– С чего ты взял? – вперила в него свой единственный глаз Ламия: – Самый настоящий. От создателя драконов – Хаяо Кодзимы.
– Не верю, – помотал головой Илья. – Ты отличаешься от всего, что я знаю о драконах.
– Я особенная, тут ты прав, – сказала Ламия, но не стала развивать тему.
Земной пейзаж удручал. Природа была изнасилована индустрией – они проходили мимо озёр химических отходов, свалок, заброшенных предприятий и остовов техники, в том числе военной.
Купольные агрокомплексы, огороженные и охраняемые, они обходили стороной, предпочитая добывать пищу вдали от поселений. Ламия сохранила свой кварк-глюонник. Стреляя в реку, они глушили рыб-мутантов – еда сомнительная, но сытная.
– Ты должна рассказать мне всё, – сказал Илья на привале. – Не хочу погибнуть, даже не понимая за что. Больше никаких секретов, ладно? Я вытащил тебя из корабля не для того, чтобы…
– А для чего? – спокойно спросила Ламия.
Мальчик запнулся:
– Прости, я не то говорю. Я вытащил тебя, потому что хотел спасти. Ты спасала меня всё это время. Это я в долгу, не ты. Имеешь право не рассказывать.
Дракон молча ела, но Илья заметил – после его слов что-то изменилось. Словно ему удалось преодолеть барьер.
– Кто устранил претендентов? – попытал он удачу.
– С трёх раз угадаешь? – недовольно отозвалась дракон.
– Постлюди?
– Надо же, угадал.
– Но вас много. Кто именно? Хеленмарская верхушка?
Ламия кивнула.
– Почему?
– Дурацкий вопрос, – Ламия закончила с едой и запила из фляжки.
– Я не понимаю, зачем им это.
– Скажи, кто такие постлюди? – спросила Ламия.
– Ты сама постчеловек.
– Дай определение.
– Хорошо, – согласился Илья. – Постлюди, это такие… люди, которые решили воспользоваться достижениями прогресса, чтобы улучшить свою человеческую природу через вмешательство в геном и вживление электроники. Как результат – бессмертие, вечная молодость, сверхинтеллект, острые чувства, быстрые рефлексы…
– Отлично, – похвалила дракон. – А теперь скажи, в чём различие между постчеловеком и постгуманистом?
– Одно и тоже.
– Вот и нет. Постчеловек – это телесная форма. Я постчеловек. А постгуманист – это система взглядов. Не обязательно быть постчеловеком, чтобы её придерживаться. Многие полагают, что постгуманизм – это улучшение себя. Индивидуальная эволюция. Так вот – ничего подобного. Постгуманизм появился задолго до того, как люди смогли изменять себя телесно. Тогда он назывался трансгуманизмом и означал процесс перехода от человека к постчеловеку… Какой главный постулат постгуманизма?
– Себя надо улучшать?
– Почти. Главный постулат: человек изначально плохой, – поправила Ламия. – Никудышный. Быть человеком – плохо. Надо это исправить. Улучшить себя как-то. Но главное – любыми средствами перестать быть человеком. Главный двигатель постгуманизма – это неприятие своей человеческой природы, а вовсе не стремление стать лучше. Ещё не было вживляемой электроники и генной инженерии, а трансгуманисты успешно расчеловечивались сами и старались расчеловечить других. И я говорю не о тоннелях в ушах, раздвоенном языке и шипах на коже.…
Дракон постучала себя пальцем по виску:
– Любые изменения начинаются здесь. Постгуманизм – это идеология, философия и религия. Расчеловечивание – её цель. А что значит быть человеком? Ответь.
– Ну там, традиционные ценности, любовь к ближнему, сострадание… Эмпатия, в общем.
– Снова в точку. Одним словом, человеческая норма. Норма – это то что ненавидят постгуманисты в базовых людях. В двадцатом веке трансгуманизм начался с того, что стали заявлять, что норма – это плохо, а любое отклонение – лучше по умолчанию. Как в романе «1984», поменяли местами понятия: отклонение назвали нормой, а норму – отклонением… И пошло-поехало. Традиционная семья – никуда не годится. Гетеросексуальная ориентация – скучно. Культ индивидуализма, разнообразия, толерантности, когда любое отклонение – прекрасно и должно вызывать всеобщий восторг. Причём в этот восторг людей загоняли пинками, пока мозги у них не сдвинулись так, что они стали не только поддерживать это больное состояние в себе, но и насаждать его в других… Возникло ЛГБТ-богословие, расцвёл бодмод. Желание расчеловечиться было так велико, что когда трансгуманистам дали инструменты для изменения себя, те воспользовались ими безо всякой оглядки.
– Потеря человечности? – догадался Илья.
Дракон кивнула:
– Мозг и психика – очень нежные темы. Всё связано. Когда накручиваешь себе побольше извилин, перекраивая геном, есть шанс потерять эмпатию, получив взамен разнообразные девиации поведения, не вписывающиеся даже в новую расширенную «норму». Венцом постгуманизма стали драконы. Мой вид состоит из психопатов и социопатов. Мы не можем взаимодействовать даже друг с другом. А всё потому, что когда мы создавали себя из людей, никто не пытался сохранить человечность. Она была презираема, так что о её потере никто не заплакал. Получившиеся существа не умели плакать. Единственная эмоция, которая осталась им доступна – это ненависть. И они предпочитают испытывать её к базовым людям.
– Почему вы ненавидите нас? – с жаром спросил Илья. – Не могу понять. Вы держите нас, базовых, за дерьмо, но и постлюдей цените не больше. Ваши слуги – зверолюди – идут на бойню, как скот. Вы едите их, нас и даже других драконов. Вы истребляете сами себя с той же лёгкостью.