Теперь Джабиры нет. Вообще нет. Вместо неё – бесполое, почти бестелесное существо с нелепой кличкой. А она здесь, на этом ложе, в полушаге от Ильи. Кожа помнит его сильные руки… но это ничего не меняет!
Альментьев достал с полки баночку готового кофе, раздавил термокапсулу, сдёрнул крышечку. Порылся в столе, вынул розовую таблетку, бросил в напиток. Должно быть, нейтрализатор. Протянул банку.
– Пей!
Клер покорно сделала глоток. Сладкая пелена полудрёмы, окутывающая сознание, дрогнула, стала таять. Вот и всё. Несколько минут грёз – последнее, что ей подарила жизнь.
– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил егерь.
– Нормально.
– Странная ты, Клер.
Она грустно улыбнулась. Странная. Догадываться об этом она начала ещё в детстве. А поняла – когда впервые отдалась любимому. Сколько ей было? Шестнадцать. В миг, когда оглушительное наслаждение иглой пронзило тело, будто какое-то запретное окошко распахнулось. Призрачные образы сделались чёткими и ясными.
Первое время Клер не понимала, что происходит. Успокаивала себя, что это фокусы слишком развитого воображения. А потом начало сбываться. В мгновения наибольшего возбуждения, когда вязкая паутина логики лопалась, рвалась под напором ощущений, она видела будущее.
Время шло, и первые спонтанно возникающие видения обрастали подробностями, становились яснее и понятней. Они уже приходили не только в минуты любви. Достаточно было поддаться эмоциям, утратить контроль над разумом и непрошеное знание обрушивалось на неё. Не случайные эпизоды, а наиболее значимые для самой Клер и дорогих ей людей. И предотвратить не получилось ни разу! Когда и где произойдёт то, что она видела, оставалось загадкой.
Трагическая гибель родителей, когда пропущенный метеослужбой смерч ударил по стоящему на берегу бунгало. Мать и отец любили океан, но она упросила их продать яхту и отказаться от морских круизов. Океан дотянулся до них на берегу. Предательство лучшей подруги, выставившей на всеобщее посмешище её «ясновидение». Картинка пришла через неделю после того, как Клер, не в силах хранить тайну, поделилась ею с Джанет. Может быть, она сама спровоцировала жестокую выходку той, рассорившись без всякого повода? И Макс, Арни, Леон, все прочие изменяли ей и бросали, уходили к другим девушкам не оттого ли, что она заранее знала, как это произойдёт, и готовилась к этому?
Не сбылось единственное. Кошмар, что должен был бы стать её смертью, но оказывался неизмеримо худшим, чем смерть. Туманное утро на берегу незнакомого озера и… Пока не сбылось. Но и ждать было нестерпимо.
Жить с этим знанием казалось невозможным. Клер пыталась уйти. Тщательно готовилась, скрупулёзно прорабатывая план. Всё срывалось из-за невероятного стечения обстоятельств. Пробравшийся в запертую квартиру домушник вытащил из петли хозяйку и вызвал службу спасения. Заблудившийся в горах турист забрёл в избушку-приют и успел ввести антидот забывшейся вечным сном девушке. Словно кто-то, несравнимо более могущественный, чем Имперское Правительство, не позволял ей выбрать смерть по собственному усмотрению, увильнуть от назначенной жути.
Тогда Клер постаралась научиться не чувствовать. Принялась глушить себя алкоголем, пила до беспамятства, до скотского состояния. Потеряла друзей, из талантливого, перспективного космоисторика превратилась в презираемую, деградирующую тварь. И это спасло. То ли алкоголь, то ли антидепрессанты, которыми её щедро накачивали три года в психиатрической лечебнице, своё дело сделали. Картинки будущего ушли. Клер выкарабкалась.
На смену видениям пришла интуиция, почти безошибочное понимание, что и как нужно делать. Это было не страшно, наоборот, облегчило возвращение к жизни. Она взялась изучать теологию и эзотерику, заинтересовалась историей «Генезиса». Гилл, несомненно, была гениальным учёным, её группа – талантливыми исследователями. Но им ни за что не удалось бы воспроизвести результат предшественников, нащупать информационный канал, заметить ускользающую тропинку к божественному могуществу. Как не удавалось это Раевскому и всем остальным. Они были людьми и не могли постичь интуитивно-ассоциативное мышление эмпатиков прошлого. Холанд могла. Потому что была такой же. Выродком, нелюдью. В этом она давно не сомневалась.
Больше всего на свете она боялась возвращения видений. Помнила, с чего это началось, потому выкарабкавшись однажды, поспешила забиться в раковину, как рак-отшельник. Не позволяла никому приблизиться, играла роль серенькой фригидной мышки, интересующейся исключительно своими полубредовыми гипотезами. Держать тело в узде было тяжело, но не смертельно.
Полгода назад запретное окошко вновь дало о себе знать. Смутные тревожные образы зашевелились в тот день, когда Гилл заговорила о сверхсуществе, собранном из тумана. А сегодня утром, когда идея стала реальностью, когда они сотворили это с Джабирой, – прорвало. Будущее обрушилось настолько явственно и осязаемо, что на несколько секунд Клер потеряла сознание. То, что она увидела, было так мрачно, что самая жуткая смерть казалась рядом с этим подарком.
Баночка опустела. Она повертела её в руках, неуверенно поставила на пол. Следовало встать и уйти, но Клер медлила. Здесь, рядом с Альментьевым, было уютно. А спешить ей некуда. Она узнала туман и озеро из своего видения. Напившись, пыталась сама идти навстречу судьбе, чтобы поскорее покончить с ожиданием.
Илья дотянулся до баночки у её ног, поднял.
– Клер, можно спросить? Только не говори никому, что я спрашивал. С Моник всё в порядке? Я не видел её сегодня. И комм её отключён.
– Всё в порядке. – Холанд постаралась, чтобы голос звучал естественно. – Моник и Ната участвуют в длительном эксперименте, требующем полной изоляции.
Это была не ложь даже, просто полуправда.
– И сколько времени ваш эксперимент займёт?
– Не знаю, они сами решат, когда заканчивать.
Альментьев молчал, бессмысленно мял в руках пластиковую баночку. Но Клер слышала, о чём он думает: «Ника меня не предупредила, уединилась со своей подругой. А как же я? Значу я для неё что-то, или все её слова – лишь слова?» Ей было жаль этого сильного, доброго, хорошего парня. И она не желала знать, какая судьба ждёт его в неотвратимо надвигающемся новом мире.
Это в самом деле походило на прыжок в воду. Когда не смотришь на дно бассейна, а зажмуришься и гребёшь, гребёшь что есть силы к заранее выбранному месту. А когда воздуха в лёгких почти не остаётся и в ушах начинает звенеть, рванёшься вверх.
Моджаль огляделась. Густые стебли камышника вокруг и стена тумана, непривычно прозрачная теперь. Получилось! То самое место. Там лежала Найгиль со сломанной ногой, а здесь на неё обрушился шлейфокрыл, повалил, старясь растерзать. И разорвал бы в клочья, если бы не тот парень.
Неожиданно вспомнилось, как она отдавалась Альментьеву. Странно, ей нравились прикосновения его рук, поцелуи. И когда он входил в её тело, нравилось. Ради этого убегала тайком от Найгиль, врала. Зачем?! Временное помешательство, не иначе.