Невольно она сделала шаг к эзотерику. Хотелось схватить её за руки, тряхнуть, крикнуть: «Клер, прекрати сомневаться! Ты и представить не можешь, как мне хорошо!» Нет, крикнуть как раз не получится. Мелкое временное неудобство, а всё равно досадно. Сорокина права, следовало бы добавить аналог коммуникатора к матрице. Сколько ещё мелких недочётов проявится! Что ж, они с Моджаль первые, «бета-версия» бессмертных.
Она развернулась, подошла к креслу у пульта, села, привычно коснулась пальцами сенсоров. «Переход прошёл великолепно, никаких неприятных ощущений. Поздравляю с победой!». Боже, как это примитивно!
– Вот и замечательно. – Мюррей кивнул. – Ждём от вас с Моджаль подробный отчёт.
Найгиль усмехнулась. Пол не может смириться, что не он первым попробовал. Хочет хоть как-то приобщиться.
«Моджаль, попытаемся рассказать им? Пусть завидуют».
«Но самое главное-то мы не попробовали!»
«Точно! Интересно, как это будет?»
«Интересно?! Да я терпеть не могу! Еле дождалась твоего возвращения. Ещё минута, и брошусь на тебя!»
«Здесь, при всех? Прежде ты предпочитала быть сдержанной. Но мне нравится!» Найгиль сообразила, что сидит голая. Странно, нагота не смущала. Она не воспринимала себя обнажённой. Да и можно ли говорить о наготе, применительно к их новым телам?
– Эй, вы чего переглядываетесь? – спросил, не выдержав затянувшегося молчания, Пол.
– Они разговаривают, – пояснила Сорокина.
– Да? Вообще-то, больше двух – говорят вслух.
Найгиль не обращала на них внимания. Неожиданное возбуждение любимой передалось и ей. Что это, последствия перехода, «донорства» или изменения в ментообразе, сделанного Сорокиной? Надо будет разобраться и в этом… Позже!
«Моджаль, а давай сбежим от них?»
«Куда?!»
«Да куда угодно! В это время года вся долина укрыта туманом, так что можем прыгнуть в любой её уголок!»
«Ой, страшновато».
«Робкая моя птичка! Не бойся, всё получится».
Она вновь положила руки на клавиатуру: «Прежде, чем составить подробный отчёт, мы должны исследовать новые тела. Возможно, потребуется внести небольшие изменения в матрицу. К началу массового перехода она должна быть отточена до идеала. С этой целью мы уединимся на некоторое время. Постараемся не злоупотреблять вашим терпением. Отдыхайте и выбирайте, кто будет следующим».
«Найгиль, а как прыгать? Я не знаю!» – вдруг всполошилась Моджаль.
Как прыгать? Найгиль задумалась. Это не должно быть сложным, они постарались упростить новые механизмы управления телом. Она зажмурилась, представила заросший камышником склон холма. Тело откликнулось неуловимым звоном, как струна от дуновения ветра.
«Знаешь! Я уже нащупала эту штуку. Прислушайся к себе. Нужно захотеть оказаться в каком-то месте, где бывала раньше. Чувствуешь, тело начинает вибрировать?»
«Ага! А куда?»
«Место у ручья. Там, где на нас напали шлейфокрылы».
«Туда?! А если там опять эти твари?»
«Что нам до них? Прыгай!» – она осторожно потянула струну. Отпустила…
– Найгиль! Где нам вас искать?
Запоздалый вопрос Мюррея успел достигнуть сознания. А затем захлестнула пустота.
– Стой!
Пол попытался ухватить Найгиль за плечо. Но тела бессмертных уже теряли форму, расплывались двумя столбами тумана.
– Не удержишь. – Сорокина усмехнулась. Посмотрела на подносы с нетронутым обедом. Встала. – Не вижу смысла нынче здесь трапезничать. Пойдёмте в столовую, устроим праздничный банкет в честь успешного перехода. Правда, без главных виновниц торжества.
– Всё-таки это свинство, так удрать, – пробурчал Мюррей. – Понимаю, хочется остаться наедине. Но и мы не чужие!
– Чужие, Пол, чужие. Мы – смертные, они – бессмертные. Отныне это объективная реальность, ничего не поделаешь.
– Радует, что ненадолго. А то как-то это неправильно, несправедливо.
– Не будем пока спешить. С матрицей ещё можно поработать. Например, сделать, чтобы реципиент влюблялся в донора при заражении. Бессмертие, вечная молодость и вечная любовь – в одном пакете, как говорится.
– Заставлять человека полюбить против его воли – по-вашему правильно? – недоверчиво переспросила Клер. – Вы уже лишили людей пола, а теперь – это?
– Почему против воли? – не поняла Ивон. – Донор не может инициировать переход без согласия реципиента, насколько я понимаю. А дифференциация по половым признакам действительно анахронизм. Мы построим мир счастья, Клер. В нём все будут равны, и все будут любить друг друга. Мир без злобы, без зависти, без обиды.
– Одно счастье на всех, одна любовь на всех. Навечно… Ивон, у тебя в аптеке много спирта?
– Какого спирта?
– Обычного, этилового. Который можно пить.
– Ого! – Мюррей насмешливо смерил эзотерика взглядом. – С такой мышиной комплекцией, без привычки к тому же, много тебе не понадобится.
– Ты плохо меня знаешь.
Холанд встала и шагнула к выходу.
– Эй, постой, ты куда?!
Сильная рука легла на плечо Клер. Она пошатнулась, подняла голову. Удивлённо взглянула на послушно распахнувшуюся дверь шлюза. Что она здесь делает, куда собралась идти?
– Снаружи ночь и туман, всякая живность нехорошая на охоту вышла, – насмешливо объяснял Альментьев, продолжая цепко держать.
Холанд попыталась развернуться и поняла, что валится на пол. Илья быстро подхватил её за талию. Удивлённо втянул носом воздух.
– Ты что, пьяна?
– Ага. Напилась вдрызг!
Клер глупо хихикнула. Прикосновение мужских рук было приятно до одури. Сколько лет прошло с тех пор, как последний раз её сжимали в объятьях? Пятнадцать? Больше? Сразу и не вспомнить.
Повинуясь порыву, она выгнулась, обвила руками его шею, прижалась грудью к сильному мужскому телу. Стало спокойно и сладко.
– Да я вижу. Ай-яй-яй, плохая девочка! – Альментьев натянуто засмеялся, постарался отстраниться. – Сейчас мы это полечим.
Он попытался куда-то вести её, но Клер капризно обмякла, не желая передвигать ноги. Тогда, обречённо крякнув, он без усилий подхватил её, маленькую и лёгкую, на руки. Это было ещё приятней. Она блаженно зажмурилась, отдаваясь тёплым волнам, колышущим тело. Совсем не трудно представить, что это руки возлюбленного нежно прижимают её, несут на брачное ложе. Что она вновь юная и желанная, с робостью и томлением предвкушает неизведанное наслаждение…
Илья бережно усадил её на что-то упругое, тряхнул за плечо.
– Эй, не спи!
Клер открыла глаза. И впрямь, ложе любви. Только предназначенное не для неё. В комнатушке Альментьева ей бывать не приходилось, но на экране она видела её убранство не раз. Ночами тайком пробиралась в центр управления и наблюдала, как другая женщина отдаётся здесь ласкам мужчины. На этом диване, на кресле у письменного стола, на полу. Она млела от захлёстывающего возбуждения и представляла себя на месте Моник.