Внизу позвонили в дверь. Я неохотно стащила себя с кровати — уже заранее устала от необходимости вести вежливый разговор с очередным соседом, который из благих побуждений принес мясную запеканку, или окорок, или корзину сыров от «Гарри и Дейвида».
Стоило мне открыть двери спальни, как я четко услышала новозеландский акцент:
— Добрый день.
— Здравствуйте, — приветливо сказала ничего не подозревающая тетя.
Я обратилась в камень. Затаила дыхание. Пусть гость заговорит вновь! Я, наверное, ослышалась.
И тут Калеб — совершенно точно Калеб — произнес:
— Могу я увидеть Джо?
— И кто же хочет ее увидеть? Как вас представить?
— Скажите, что Калеб, мадам.
— Входите. — Голос тети восторженно зазвенел. — Я столько слышала о вас от Джози! Очень приятно наконец познакомиться. Я ее тетя Амелия.
Молчание. Затем Калеб кашлянул и ответил:
— О, а, понятно.
Тетя, ничего не заметив, продолжала:
— Хорошо, что вы приехали. Чувствуйте себя как дома. Я сбегаю наверх за Джози. Эта плутишка ни словом не намекнула о вашем визите.
— Это… э-э… сюрприз.
Я неподвижно застыла в дверях спальни, раздираемая двумя желаниями — спрятаться и убежать. Ни то, ни другое не получится. Сейчас Калеб узнает, что я врала ему — врала постоянно и обо всем.
Когда на повороте лестницы послышались тетины шаги, я нырнула в ее мастерскую, забитую пряжей и материалами для скрапбукинга. Раньше эта комната была гостевой спальней и несколько месяцев в две тысячи втором и третьем годах служила приютом маме. Я бережно прикрыла за собой двери. Подступила дурнота — я вспомнила приглушенный мамин голос из-за этих самых дверей, когда она разговаривала сама с собой.
— Джози? — позвала тетя.
Я в отчаянии посмотрела на распахнутое окно. Оно выходило на крышу крыльца. Можно соскользнуть на нее и… Горячечные мысли прервал стук каблуков на ступеньках крыльца. Затем раздался голос, от которого все стало гораздо, гораздо хуже…
— Так-так-так… Что тут у нас?
— Э… привет, — недоверчиво произнес Калеб.
— О! Калеб. Я и не знала, что ты приедешь, — заявила Лани с придыханием: видимо, скопировала меня.
Тетя вновь крикнула: «Джози!»; голос прозвучал ближе.
Я еще раз посмотрела в окно. Единственный способ избежать катастрофы, назревающей внизу, — вновь сбежать. Нет, я этого не вынесу! Мне почти тридцать лет; пора взглянуть в лицо реальности, какой бы горькой та ни оказалась. Я вздохнула и решительно покинула безопасную мастерскую. На повороте лестницы остановилась, чтобы собраться с духом и посмотреть из-за угла на сестру и Калеба. Лани кокетливо вертелась перед ним, сверкая бриллиантами в ушах. Ревность и смутное ощущение дежавю слились воедино и рухнули в желудок тяжелым холодным камнем; к ним добавились тревога и смущение. Подобное поведение выглядело странным даже для моей непредсказуемой сестры. Чего она добивалась? Обеспокоенность Адама душевным состоянием Лани передалась и мне.
— Как тебе мой новый свитер? — соловьем заливалась сестра.
Калеб вскинул голову, провел ладонью по отросшим волосам, которые давно просили о стрижке. На лице застыло полное недоумение.
— А… мы знакомы?
— Это же я! — Лани с трудом сдерживала ухмылку.
— Что-то мне… Джо? — неуверенно спросил он, хмурясь.
Сестра торжествующе расхохоталась. Пришла пора мне вмешаться и положить конец этой дикой шараде.
— Джози! — воскликнула тетя, появившись на верхней ступеньке. — Вот ты где! Калеб приехал. Что же ты не предупредила! Я бы вызвала уборщиков или сама хоть немного порядок бы навела.
— Прости, — пробормотала я и начала неизбежный спуск на первый этаж. Внизу лестницы прокашлялась и заявила: — Лани, хватит.
Она кивнула в мою сторону — синие глаза озорно блестели — и невинно улыбнулась.
— Драгоценная пропажа явилась.
— С твоего позволения, — холодно сказала я.
— Приятно познакомиться, — сладко пропела Лани Калебу. Затем вышла в гостиную и прокричала: — Тетя А.! Я тут кошелька не забывала?
Калеб настороженно посмотрел на меня, словно я тоже была не я.
— Джо, что происходит?!
Я попыталась посмотреть ему в глаза, но не сумела — уставилась на правое ухо и пояснила:
— Это моя сестра.
Он издал непонятный звук: то ли хохотнул, то ли недоверчиво хмыкнул.
— Что значит «сестра»? Какая сестра?! И может, ты объяснишь, каким волшебным образом меня встретила на пороге та самая тетя, чью кончину ты якобы оплакиваешь?!
Я открыла рот, хотя слов еще не подобрала. В соседней комнате хихикала Лани, на ступенях топталась тетя… Нет уж, объясняться с Калебом я хочу без посторонних ушей!
— Пойдем наверх.
Он посмотрел на лестницу, стиснул зубы. Его колебание было как удар в живот.
— Пожалуйста, — дрожащим голосом попросила я.
После очередной мучительной паузы Калеб молча кивнул и двинулся за мной наверх.
* * *
Я закрыла дверь и жестом пригласила его сесть на кровать. Судя по его лицу, кровать он тоже воспринял с недоверием, но все же неохотно опустился на сине-белое одеяло.
— Мы вроде бы решили, что ты в Иллинойс не едешь. Как ты вообще меня нашел?
Я немедленно пожалела о произнесенных словах. Калеб посмотрел на меня потрясенно — неужели я и правда обвиняю его? — и сразу замкнулся. Ответил ледяным тоном:
— На столе лежал конверт с обратным адресом твоей тети. Когда я оклемался после смены часовых поясов и немного прочистил голову, то понял — не стоило отпускать тебя одну на похороны, или… — Он пальцами изобразил кавычки, — «похороны». Тетя тебя вырастила, для тебя она как мама. Если это, конечно, правда.
— Правда очень сложная.
— Вот тут ты ошибаешься, Джо. Правда никогда не бывает сложной. Это просто правда. Сложными бывают обстоятельства, а правда всегда черная или белая. — Калеб сурово посмотрел на меня. — Словом, я требую объяснений. Что, черт возьми, происходит?
В горле застрял огромный ком; вряд ли сквозь него могли пробиться слова. Я тяжело сглотнула горькую, с металлическим привкусом слюну.
Неутешительное начало. Однако сдаваться нельзя. Спасти наши отношения способна лишь правда.
— Я не совсем честно рассказала тебе о своей семье.
Калеб фыркнул — мол, это еще слабо сказано.
Я кивнула с несчастным видом. Что говорить дальше? «Мой отец умер, сестра сошла с ума, а мать сделала и то, и другое»? Где найти подходящие для объяснения слова? Калеб ждал, воздух между нами холодел с каждой секундой моего молчания. В отчаянии я прибегла к литературной метафоре, с помощью которой часто пели дифирамбы в книжном магазине: «Показывай, а не рассказывай». Я сунула руку в верхний ящик прикроватной тумбы и стала рыться в записках десятилетней давности, клубках бижутерии, липких тюбиках блеска для губ и потрепанных любовных романах. Наконец дрожащие пальцы нащупали рамку и извлекли ее наружу.