Как я стал собой. Воспоминания - читать онлайн книгу. Автор: Ирвин Д. Ялом cтр.№ 67

Хотя лично я являюсь сторонником идеи об искренности психотерапевта, я решил подвергнуть Эрнеста Лэша колоссальному испытанию. По причинам, объясненным в романе, Эрнест предпринимает смелый эксперимент: он будет полностью прозрачен в работе со следующим пациентом, который войдет в его кабинет. Увы, по чистому совпадению, какие бывают только в романах, у следующей пациентки Эрнеста есть тайный план. Ему невдомек, что она – бывшая жена одного из его пациентов, которая полагает, что это Эрнест убедил ее мужа развестись с ней, и жаждет мести. Она планирует соблазнить его и тем самым уничтожить.

Я никогда не получал большего удовольствия от писательского труда, чем пустившись в сочинение повести о встрече психотерапевта, решившего быть искренним, и пациентки, задавшейся целью устроить ему ловушку. А еще веселее было создавать одну из побочных сюжетных линий, в которой выдуманная версия Британского психоаналитического общества изгоняет психоаналитика-еретика за его интерпретации и решает разослать публичное уведомление об этом всем его пациентам, которым мог быть нанесен ущерб, – подобно тому, как производители автомобилей иногда отзывают партию машин с дефектами.

Несколько режиссеров хотели снять по «Лжецу на кушетке» художественный фильм. Гарольд Рэмис, покойный актер и кинорежиссер «Дня сурка», «Охотников за привидениями» и «Анализируй это», купил права на фильм, и мы поддерживали плотный контакт, пока он снимал «Ослепленного желаниями» на улицах Сан-Франциско. Увы, «Ослепленный желаниями» оказался кассовым провалом, и киностудия отказалась финансировать «Лжеца на кушетке» до тех пор, пока режиссер не снимет гарантированно кассовый фильм, «Анализируй то» – сиквел весьма успешного «Анализируй это».

К сожалению, «Анализируй то» тоже провалился в прокате. Хотя Гарольд Рэмис продолжал в течение нескольких лет оплачивать право на экранизацию моей книги, он так и не смог найти достаточное финансирование для этого проекта. Гарольд Рэмис мне очень нравился, и в 2014 году я был опечален известием о его кончине.

Еще одна история с едва не воплотившимся фильмом была связана с Уэйном Ваном, режиссером таких замечательных фильмов как «Клуб радости и удачи», «Дым» и «Госпожа горничная». Он тоже купил права на экранизацию и не сумел найти финансирование. Впоследствии Ван снимал фильм под названием «Последний отпуск» о смертельно больной женщине (в исполнении Куин Латифа) и попросил меня провести двухдневный тренинг со съемочной группой в Новом Орлеане, чтобы усилить чувствительность ее членов к проблемам, окружающим людей со смертельными заболеваниями.

Я с редкостным удовольствием поработал с Куин Латифой, Эл Эл Кул Джеем и Тимоти Хаттоном: все они оказались людьми открытыми, образованными, серьезно относились к работе и с интересом воспринимали мои идеи.

Наконец, права на создание фильма приобрел Тед Гриффин, талантливый сценарист («Одиннадцать друзей Оушена», «Великолепная афера»), и в последние несколько лет они принадлежат ему. Написав сценарий, он обратился к актеру Энтони Хопкинсу – одному из моих кинокумиров, с которым я имел удовольствие беседовать по телефону. Но, увы, идея до сих пор остается лишь идеей.

Надо сказать, что какая-то часть меня страшится экранизации. Ведь она может проигнорировать серьезные идеи романа и избыточно – возможно, даже исключительно – сосредоточиться на темах мошенничества и секса. Теперь меня немного смущает эротическая несдержанность главного героя. Моя жена, которая всегда первой читает мои произведения, написала на последней странице рукописи большими буквами: «А БОЛЬШЕ ТЫ НИЧЕГО НЕ ХОЧЕШЬ ПОВЕДАТЬ АМЕРИКЕ О СВОИХ СЕКСУАЛЬНЫХ ФАНТАЗИЯХ?»

Каждый год во время праздника по случаю вручения дипломов психиатры-ординаторы ставят капустник, в котором вышучивают какие-нибудь свои впечатления о Стэнфорде. Как-то раз их мишенью оказался я. Пародировавший меня ординатор не расставался со стопкой книг с надписью «Ялом» на корешках и то и дело нежно их поглаживал. Но я ничуть не обиделся – напротив, был весьма доволен при виде всех этих написанных мною книг.

В то время я работал над заказанной издательством книгой, «Хрестоматия Ялома», прекрасно отредактированной моим сыном Беном. Эта книга содержит отрывки из моих прежних работ и новые эссе. Когда я дописал заключительное эссе, мне приснился мощный, яркий сон о матери, который я описал в титульном рассказе своей следующей книги, «Мамочка и смысл жизни».

Сумрак. Похоже, я умираю. Зловещие силуэты обступили мою кровать: кардиомониторы, кислородные баллоны, капельницы, спирали пластиковых трубок – кишки смерти. Я закрываю глаза и скольжу вниз, в темноту.

Но тут я выпрыгиваю из кровати, вылетаю из палаты прямо в ярко залитый солнцем парк аттракционов Глен Эко. Много десятилетий назад я проводил здесь почти все летние воскресенья. Слышится карусельная музыка. Я вдыхаю влажный карамельный запах липкого попкорна и яблок. И иду, никуда не сворачивая, – не задерживаюсь ни у тележки с мороженым десертом «Белый медведь», ни у двойных американских горок, ни у колеса обозрения – чтобы встать в очередь за билетами в «Пещеру ужасов». И вот билет куплен, я жду, пока следующий вагончик обогнет угол и с лязгом остановится около меня. Я залезаю в него и опускаю скобу безопасности, чтобы приковать себя к сиденью. Оглядываюсь в последний раз – и там, посреди кучки зевак, – вижу ее.

Я машу руками и зову, громко, чтобы все услышали:

– Мама! Мама!

Тут вагончик трогается с места и бьется о створки дверей, которые распахиваются, открывая зияющую чернотой утробу. Я откидываюсь назад, насколько могу, и, пока меня не поглотила тьма, снова кричу:

– Мама! Я молодец, мама? Скажи, я молодец?..

Может, идея этого сновидения – в том, что я жил всю свою жизнь, только чтобы доказать что-то этой достойной сожаления женщине? Одна мысль о такой возможности меня потрясает. Всю свою жизнь я старался сбежать, вырваться подальше от своего прошлого – от гетто, от бакалейной лавки. Может ли быть, что я так и не убежал ни от прошлого, ни от матери?

У моей матери были непростые отношения с ее матерью, которая провела последние годы своей жизни в доме престарелых в Нью-Йорке. Вдобавок к уборке, готовке и работе в отцовском магазине моя мать регулярно проезжала четыре часа на поезде, чтобы навестить мать и угостить ее домашней выпечкой, а та вместо благодарности беспрестанно расхваливала Саймона, брата моей матери, который за все время однажды привез ей бутылку «Севен Ап».

Моя мать пересказывала мне эту историю столько раз, что я перестал слушать, устав от ее негодования. Но теперь мои чувства изменились. Очевидно, моя мать чувствовала себя совершенно неоцененной своим единственным сыном. Я часто спрашиваю себя: почему я ей не сочувствовал? Почему я не мог сказать: «Как это несправедливо! Ты столько работаешь, да потом еще печешь пироги и едешь, чтобы повидаться с матерью, а она только и делает, что хвалит Саймона за его лимонад! Как тебе, должно быть, неприятно!» Неужели мне было так трудно это сказать? О, как я жалею, что у меня не хватило доброты произнести эти слова! Этот простой акт признания так много значил бы для нее. И, наверное, скажи я это, она не преследовала бы меня в сновидениях.