Война. Истерли Холл - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Грэм cтр.№ 93

Завтра, спустя ровно месяц, они снова отправятся в путь, пока остальные будут продолжать косить. Когда Оберон спросил, почему он продолжает совершать эти поездки, он ответил: «Aujourd’hui à moi, demain à toi» – «Сегодня – я, завтра – ты». Этого было достаточно. Оберон встряхнулся. Аллар говорил это слишком часто, но такова была жизнь, и ему должно было быть этого достаточно, и эта мысль помогала ему переживать день за днем.

На следующее утро месье Аллар уже ждал его на своем дворе, а в его повозке была припрятана корзина с паштетом и хлебом, приготовленными мадам Аллар. Их бы хватило на целую армию, но на самом деле они предназначались только им двоим. Они тронулись. Гуси начали гоготать и побежали за ними, через ворота фермы и по дороге, вытянув шеи и подняв крылья.

Аллар был не любитель разговоров, а его сигареты были слишком крепкие для Оберона, так что он курил свои. Солнце высушило колеи на дорогах, поэтому они постоянно кренились то в одну сторону, то в другую. Оберон надел панаму, а его хозяин – берет. В повозке позади них несколько бутылок вина плескались в ведре с холодной водой. Они остановились пообедать и выпили по паре бокалов. Мул, к счастью, знал дорогу к дому кузена Аллара, потому что они оба заснули, безвольно уронив головы на грудь, убаюканные мерным покачиванием повозки. Они проснулись посреди красного поля: на юге от Альбера маки всегда росли в изобилии.

– C’est approprié, – прошептал Оберон.

– Oui, Monsieur.

Они выпили еще вина, добравшись до дома кузена Аллара. Его фамилия тоже была Аллар. Месье Аристид Аллар настоял на том, чтобы они называли друг друга по именам. Так было проще. Совершенно точно проще, особенно после трех выпитых бутылок вина. Месье Франсуа Аллар жил в сарае, потому что это была единственная постройка, которая осталась цела и к которой он вернулся всего несколько месяцев назад, оставив жену в Пуатье, где у нее были родственники. Они потеряли сына в Вердене. Мужчины спали на стогах сена, и этой ночью у Оберона не было кошмаров и видений, которые преследовали его с ноября 1918 года, только поутру его одолела лютая жажда, а голова была готова расколоться. Он предпочитал головную боль.

Втроем взобравшись на повозку, они поехали расчищать небольшой участок на земле Франсуа. Оба француза были в беретах, их лица были темными от солнца, они носили длинные усы, и сейчас глаза у обоих были полуприкрыты. Оберон тоже прикрыл глаза. Боже, его голова. Повозку тряхнуло. Господи, его сейчас стошнит. Он почувствовал, как кто-то похлопывает его по ноге. Франсуа протянул ему флягу с водой. Он самозабвенно ее осушил. Франсуа что-то сказал Аристиду, и оба мужчины засмеялись. Оберон не понял, по какому поводу, но, по правде сказать, ему было наплевать. Он просто хотел умереть и вспомнил случай, когда Март и Джек отвели его в погребок и с ним случилось то же самое. Он был слабоват – так сказал о нем Джек тогда и обязательно сказал бы сейчас.

Он закрыл глаза и, должно быть, заснул, потому что он очнулся и сразу испугался, что мог пускать слюни. Он вытер свой рот, и, слава богу, это было не так, и его голова болела уже чуть меньше, но солнце стало жарче. Аристид остановил повозку, и эти двое начали есть – на этот раз сыр с хлебом. Франсуа протянул немного и ему; его руки были такими же сильными и грубыми, как у Джека. Из-за этого он почувствовал себя как дома. Он поел, и ему стало лучше, но он яростно замотал головой, когда ему предложили еще вина. Боже милостивый, нет. Он спросил Франсуа, когда он планирует восстановить свою ферму. То, что француз только пожал плечами, было понятно, потому что яды, которые выделялись из оружия, ставили под большой вопрос, сможет ли он это сделать вообще.

Они поехали дальше по дороге через маки, которые раскачивались на ветру. Оберон рассматривал местность, будто был здесь первый раз. Наверняка они проходили здесь, шаг за шагом, шаг за шагом, спотыкаясь и засыпая на ходу. Он не узнавал конкретно это место, только воронки, и вспоротую землю, и вечные маки – найдется ли по одному для каждой души?

– Этой ночью мы будем спать в повозке, под звездами, – сказал Аристид, – и грезить о красивых женщинах, но сначала мы поработаем. – Они притормозили. – Сначала мы поработаем.

Здесь был еще один рабочий отряд, в нескольких ярдах от дороги; в него входило несколько бывших солдат. Один из мужчин помахал им и жестом обозначил пространство, которое исследовали они. Они втроем кивнули, но очень сдержанно, потому что голова все-таки болела. Они взяли свои палки, которыми ощупывали землю, и проработали несколько часов под палящим солнцем, и тогда Оберон решил, что, кажется, понял стиль полотен Ван Гога, потому что его голова болела так чудовищно, что он с трудом мог видеть. Они подзывали бывших солдат несколько раз, когда их палки натыкались на препятствие, и каждый раз снаряд очень осторожно выкапывали и относили в кучу рядом с дорогой.

Он выпрямил спину, когда солнце начало заходить за горизонт. Один из солдат пронес мимо него очередной снаряд.

– Скоро, друг мой, – прокричал Оберон Франсуа, – скоро ты сможешь снова здесь сеять и принесешь сюда жизнь.

Оберон аккуратно воткнул свою палку в землю, сразу за Франсуа. Он ничего не услышал, но почувствовал тягу. Она вырвала палку у него из рук, он попытался думать, упал на колени, в голове стоял шум, в ушах пульсировало, и тут его накрыло волной, и взрыв разорвал ему тело – боль, – а потом рев, звук, боль, темнота.

Оулд Мод, май 1919 г.

– Март, поднимай свои чертовы ноги выше, тут уже достаточно пыли, чтобы мы все в ней утонули.

Джек пригибался все ниже и ниже, потому что уклон становился круче, а кровля ниже, но так было только здесь, на глубине пятидесяти футов. Они уходили от своего пласта к основному пути. Им достался хороший участок, когда они честно бросили жребий прошлой ночью в клубе. На уродливом лице Джеба, одного из представителей профсоюза, первый раз в жизни появилась улыбка, потому что Дэвису выделили достаточно средств на крепкие опоры для шахты и спасательную станцию, которая будет располагаться между Хоутоном и Истоном. Ребята из Сидона и, следовательно, отряд Ли Энд – вернее, все, что от него осталось, – должны будут там дежурить. Дейв был бы доволен.

– Сделал домашнюю работу, а? – выдохнул Джек. Его легкие были уже не те, с тех пор как в Пашендале их накрыло облаком иприта, и Март тоже вдохнул достаточно, чтобы заработать проблемы с носом.

Март ответил с одышкой:

– Достаточно, чтобы наградить себя пивком. Черт побери, – он вовремя пригнулся, но острый край кровли все равно задел его голову. – Ну вот. Если ты перестанешь болтать, то я перестану биться черепушкой.

Они уже подходили к клети и присоединились к очереди наверх. Март вытер лоб и прошептал Джеку на ухо:

– Я чертовски рад, что мы получаем это свидетельство. Все уже не то, это тебе не дом вдали от дома, с такой-то дыхалкой.

– Да уж, здесь я с тобой согласен.

Джек размял спину. Он не мог дождаться, когда придет домой к Грейс и она потрет ему спину, поцелует в губы, посмеется вместе с ним и потреплет по волосам. А потом он почитает Тиму и проведет весь оставшийся вечер со своей прекрасной девочкой. Это было пыткой, когда он уходил в вечернюю смену и они почти не видели друг друга, не говоря уже о том, чтобы разделить постель, которая находилась настолько далеко от комнаты Эдварда, насколько дом это позволял. Он вытер угольную пыль с губ.