Краткий бунт куклы закончился. Часовщик вздрогнул, уронил голову и снова вернулся к работе.
Я вспомнила несчастного мага-ликвидатора, застреленного Ларсом. Тильду, погибшую вместе с матерью. У меня не осталось сомнений, с кем мы имеем дело.
* * *
Что твари задумали на этот раз? Были ли они только памятью в головах людей, или скрывали поблизости во плоти?
Рядом со столом валялись какие-то серые тряпки и куча светло-коричневой земли.
А вот и наши дорожные сувениры.
Вряд ли часовщик так долго и тщательно возится с ювелирными изделиями. Что там сказал старик ванЛюп? Находят застрявших с войны рыцарей? Где воины, там и военные артефакты. Если так… Болотные жители — в сговоре с загадочными врагами людей? Или понятия не имели, чем торгуют, и все мы — жертвы злосчастного совпадения?
Слишком много вопросов. Слишком мало шансов узнать ответы и дожить до завтра.
Что-то задело ногу. Я не сдержавшись, охнула в кляп: только крыс нам и не хватало! Еще два быстрых легких тычка, и стало понятно: подруга пытается привлечь внимание. С риском заработать косоглазие, я ухитрилась не оторвать взгляд от де Ёнг и чуть-чуть обернуться к Зи. Она, в свою очередь, несколько раз указала глазами в сторону.
На что мне смотреть? Там только едва освещенная стена. Грубая кладка, кое-где поросшая мхом, и… И эта стена чуть заметно шевельнулась. Проступил и исчез на замшелой кладке силуэт человека.
Констебль Янсон пришел за нами.
На глаза навернулись слезы. Усилием воли я прогнала их. Радоваться буду потом, а сию секунду требовалось отвлечь внимание людей-марионеток от констебля.
Я завопила в кляп, задергалась, закачалась, что было возможности. Гортензия тоже начала кричать и брыкаться. Наши усилия не остались незамеченными: учительница направилась к нам. Зи, увлекшись, зацепила туфлей меня за ногу.
Вот так случайно иногда выясняются интересные вещи. Например, что для действия двуединого дара не обязательно класть руки на плечи. Сойдет любое длительное прикосновение — если мы обе взволнованы.
Рядом с де Ёнг была фигура в плаще. Еще одна тварь — за спиной часовщика, третья — в углу, возле лавочников.
Для меня это оказалось слишком.
* * *
По щекам текло, и по шее, за шиворот, — тоже. Когда зрение окончательно вернулось, я попыталась понять, что это. Качнула головой — темные капли упали вниз. Кровь? Скверное дело… Ладно, переживу, что там с остальными?!
Зи и Мило все также висели рядом и были живы. Люди-марионетки собрались вокруг стола, позади которого что-то происходило. Лавочник, кряхтя, распрямился — кисти рук блестели багровым. Старик положил окровавленные руки на какой-то предмет — небольшой, как я ни дергалась, разглядеть из-за спин не удавалось. Прочие повторили его жест.
Стоп. Кровь? Ершик и Зи не ранены, да и старик явно жив-здоров — если не считать полной потери воли… А где Ларс?!
Предмет на столе начал светиться бледно-красным — слабенько, словно детский ночник, но с кажой секундой становился все ярче. Свет стал насыщенным, жег глаза. Людей, окруживших стол, это совершенно не беспокоило, мне же пришлось зажмуриться. Откуда-то из-за наших спин подул ветер, он все усиливался, как и свет. Натужно застонали балки, по характерному скрежету я поняла: сломанная мебель и прочий хлам движется по полу. Ветер оторвал мои ноги от пола, заставив болтаться, как тряпка, и плакать от боли в руках. Чуть-чуть приоткрыв один глаз, смаргивая слезы, я рискнула взглянуть, что происходит.
Людей вокруг стола не было. То немногое, что еще оставалось в подвале, втягивалось в центр разрастающейся алой воронки.
Похожее я уже видела. Очередная работа Меркатора?
Старая балка не выдержала. Ее треск и падение были так громки, что ненадолго заглушили все остальные звуки. Или это я отчасти оглохла, ударившись об пол. Рядом упала Зи. Ближе всех к воронке свалился Мило. Действительно ли весь мир замедлился? Или это были последствия сотрясения мозга? Так или иначе, я готова была поклясться: за мгновения до того, как мальчик оказался рядом с алым сиянием, что-то вылетело у него из-за пазухи.
Или все-таки — выпрыгнуло по своей воле?..
Крошечный предмет отправился прямиком в артефакт. Сияние погасло, словно задули свечу. В безветрии и полном мраке немногие уцелевшие обломки рухнули на пол.
В наступившей тишине единственными звуками было наше дыхание и всхлипы.
Впрочем, нет. Что-то приближалось. Какой-то шум, и он доносился сверху.
— Пошли, пошли, пошли!
Из шахты лифта выпрыгивали ликвидаторы с фонарями. Нас подняли на ноги, наконец избавили от веревок и кляпов.
— Матерь вас маятником, как вы вовремя! — услышала я гневный крик Зи, прежде чем боги знают в какой раз потеряла сознание.
У больничной кареты есть замечательно отличие ото всех прочих типов экипажей: даже самый высокий человек или тролль может ехать в ней лежа.
Никогда прежде не думала, что будет радостно осознать: я открыла глаза именно в ней, а на мои запястья и голову уже наложены лечебные повязки.
Немного же человеку нужно для счастья.
Хотя, нет! Нужно, и еще как!
Подскочив на носилках, я попыталась сесть и оглядеться, но упала обратно.
"М-да. Кажется, поторопилась."
— Как мы себя чувствуем? — в поле зрения вплыла физиономия со здоровенным носом и прищуренными глазами. Господин ректор смотрел на меня с поистине отеческой заботой, как на маленькую девочку, которую лично спас от толпы чудовищ. В списке людей, занимавших мои мысли, де Стеррэ не был даже росчерком на полях. Захотелось сказать ему гадость, все равно, что, — лишь бы убрался подальше. Боевого настроя хватило на то, чтобы зашипеть.
— О! — огорчился господин ректор. — Кажется, барышня Ронда ударилась головой сильнее, чем я думал.
— Аль, милая, ты очнулась!
Не зря целители придают большое значение дружеским объятьям: от них даже в очень скверной ситуации становится чуточку легче. Увы, ответить не было сил, я просто взяла Гортензию за руку. Отпихнув забинтованную сестру, меня обнял Мило:
— Привет, тетенька!
"Итак, наша банда в сборе. Мы живы.
Мы — да. А храбрый констебль погиб."
В некоторых случаях даже самые теплые объятья не помогают. Остается только уткнуться подруге в плечо и заплакать.
* * *
— Если вы в чем-то вините себя, то напрасно, — услышала я бесстрастный голос инспектора Тервюрена. — Ваш талант влезать в неприятности оказал городу большую услугу. Снова.
Гортензия помогла мне сесть на носилках и заботливо, как неразумное дитя, высморкала. Потом потянулась к шмыгающему Ёршику — тот гордо отвернулся, старательно давая понять, что мужчины не плачут, хотя я заметила его слезы. Вряд ли кто-то кроме нас с Зи понимал, как сильно он переживает. Его первый настоящий фамилиар не прожил и пары месяцев. Всего лишь маленькая бракованная жаба, но эта жаба, возможно, спасла целый город.