Рождение таблетки. Как четверо энтузиастов переоткрыли секс и совершили революцию - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Эйг cтр.№ 24

С террасы Стэнли виден был ленивый ручей, текущий посреди рододендронов и азалий, Тихий океан с островами Чаннел к западу и горы Санта-Инес к северо-западу. Это, быть может, была самая роскошная тюрьма на свете и, по иронии судьбы, как раз Стэнли ее и строил. Райвен-Рок приобрели, чтобы превратить в частную психиатрическую больницу для его старшей сестры, Мэри-Вирджинии, в тысяча восемьсот девяносто седьмом. Проектированием и строительством руководил Стэнли, не подозревая, что сестра оттуда уедет, а он сам очень скоро станет его единственным обитателем.

Катарина не развелась с мужем, хотя родственники Стэнли ее к этому призывали. Болезнь прогрессировала, поведение больного становилось невыносимым, но Катарина его не бросила. Стэнли совал руки в унитаз, кидался едой, прилюдно мастурбировал. В женском обществе он приходил в бешенство, поэтому Катарина могла лишь смотреть на него издали, иногда в бинокль, прячась в бегониях посреди садов Райвен-Рока. Она утвердила финансирование лаборатории по изучению приматов: лечащие ее мужа врачи полагали, что изучение обезьян поможет найти ключ к коррекции безумного поведения одержимого животными инстинктами Стэнли. Она посвятила себя поискам лекарства от его болезни, используя свои деньги, связи и научное образование. Она выделила средства на исследования шизофрении Вустерской больнице штата, где позже будут работать Хадсон Хоагленд и Грегори Пинкус, и Гарвардскому университету, дав старт первым программам изучения связи между гормонами и психическими заболеваниями. Она поглощала медицинские журналы в поисках информации, которую другие могли не заметить.

Исследование гормонов было тогда в новинку. Сам термин появился только в тысяча девятьсот пятом году в качестве названия некоторого класса соединений-медиаторов, выделяемых железами и доставляемых к целевым органам для выполнения конкретных функций. Катарина Мак-Кормик прочла достаточно, чтобы увериться: скорее всего, в состоянии ее мужа виноваты гормоны, и она убеждала врачей Стэнли рассмотреть возможность гормональной терапии. Но возможности влиять на врачей или видеться с собственным мужем у нее были весьма ограниченными. Врачи, которых Мак-Кормик наняла для руководства своей больницей одного пациента, не были расположены принимать указания даже от собственной нанимательницы (отчасти потому, что она женщина, отчасти потому, что они врачи) и не разрешали ей приближаться к мужу, говоря, что присутствие женщины вызовет у Стэнли неконтролируемую агрессию.

Курируя лечение мужа в объеме своих возможностей, Катарина стала понимать, что этого ей мало. С тысяча девятьсот девятого года она начала участвовать в движении суфражисток, выступая на митингах, организуя протесты и оказывая позарез нужную финансовую поддержку. Часто бывало, что в компании юных смутьянок она оказывалась старшей, но при своем богатстве и уме она стала в этом движении влиятельной. Перенеся дискриминацию со стороны мужчин в МТИ, рано лишившись умершего молодым отца и оказавшись теперь вдовой при живом умалишенном муже, Катарина все сильнее укреплялась в своем намерении бороться за права женщин. Она стала вице-президентом Национальной американской женской суфражистской ассоциации и – после принятия в двадцатом году Девятнадцатой поправки к Конституции – первым вице-президентом Лиги избирательниц. В то время, летом тысяча девятьсот двадцать первого года, Мак-Кормик начала сотрудничать с Сэнгер, занятой планированием первой Американской конференции по контролю рождаемости в отеле «Плаза» в Нью-Йорке. Две сильные, независимые женщины сели за стол перед разложенными бумагами как два полководца, составляющие план битвы. Понятно, что вопрос контроля рождаемости давно занимал Мак-Кормик. Она боялась думать, что было бы, если бы они со Стэнли успели зачать ребенка и он унаследовал безумие. Но дело было не только в этом. Без контрацепции любая женщина могла стать невольницей мужа, ходячим инкубатором. Какой смысл тогда бороться за женские права? Какой смысл женщинам учиться в колледже? Какой смысл призывать женщин бороться за равенство, когда их единственная перспектива – беременность?

Сперва Сэнгер всю тяжесть организации движения несла одна, но примерно в двадцать третьем роль Мак-Кормик в нем тоже стала ведущей. Она участвовала в комитетах, жертвовала деньги на издание журнала «Обзор контроля рождаемости» и помогла Сэнгер открыть первую в стране легальную клинику контроля рождаемости в Бруклине. Клиника называлась Бюро клинических исследований и могла функционировать на законных основаниях, поскольку ее провозгласили центром исследования – а не распространения – контрацепции. Но клиника, естественно, распространяла средства предохранения, и запасы быстро подходили к концу. Спрос далеко превосходил поступления. Диафрагмы регулярно доставлялись контрабандой из Канады, но бюро этого было недостаточно.

Катарина предложила привозить новые диафрагмы из Европы и разработала для этого план. В мае тысяча девятьсот двадцать третьего она пересекла Атлантический океан с восемью местами багажа, включая три больших кофра. В Европе она купила еще несколько кофров, объяснив, что собирается в этой поездке приобрести множество «образцов последней моды». Она встретилась с изготовителями диафрагм, разместила заказы, и ей прислали все это в ее шато. Затем она наняла местных швей, которые зашили диафрагмы в только что купленную одежду, повесила изысканные платья и пальто на вешалки и упаковала. Восемь гигантских кофров отправились в порт, прошли через таможню и попали на борт корабля, на котором Катарина ехала домой, оставляя щедрые чаевые на каждой остановке. Катарина Мак-Кормик, аристократка, контрабандистка, бунтовщица, прибыла в клинику на такси с прицепом, везущем кофры, где лежали самые изысканно упакованные диафрагмы на свете – всего больше тысячи. Клинике этого должно было хватить на год.

• • •

В двадцать седьмом году Мак-Кормик предложила свое шато для проведения первой международной встречи, посвященной контролю рождаемости, – Всемирной конференции по народонаселению, организованной Маргарет Сэнгер. Но сама Мак-Кормик на встрече не присутствовала. К тому времени разгорелась ссора между ней и семьей ее мужа. Все началось с разногласий по поводу того, как лучше заботиться о Стэнли, и дошло до судебного разбирательства, кто должен быть законным опекуном сумасшедшего миллионера. «Глубокий раскол в богатой семье», – гласил один из газетных заголовков, и это было еще мягко сказано.

Год за годом Мак-Кормик отдавала себя двум неприятным и в конечном счете безнадежным задачам: ухаживала за мужем и враждовала с его семьей. Она жертвовала деньги «Планированию семьи», а в тысяча девятьсот сорок втором участвовала в неудачной попытке Сэнгер изменить массачусетский запретительный закон о контроле рождаемости. Иногда, встречаясь с Сэнгер для обсуждения ключевых вопросов, она высказывала убеждение, что женщины никогда не освободятся от мужского доминирования, пока не получат контроль над процессом продолжения рода. Она говорила, что борьбу за этот контроль ощущает своим долгом, но мало что могла сделать, пока почти все ее деньги и время были посвящены Стэнли.

• • •

Девятнадцатого января тысяча девятьсот сорок седьмого года, в шестнадцать часов сорок пять минут, Стэнли Роберт Мак-Кормик умер от пневмонии. Более сорока лет он жил в изоляции, его ум пожирала болезнь, жену держали в отдалении – и все его гигантское состояние не смогло ему помочь. Катарина написала для «Санта-Барбара Ньюз-Пресс» некролог мужу, в котором отмечала, что деньги его «щедро выделялись на благотворительные нужды и на субсидирование достойных организаций» и что развитие поместья Райвен-Рок сыграло важную роль в росте местной экономики. Дальше Мак-Кормик написала, что на содержание Райвен-Рока требовалось сто пятнадцать тысяч долларов (1,2 млн по сегодняшним масштабам) в год, а на медицинский уход за мужем – сто восемь тысяч долларов (1,1 млн). В конце она указывала на то, что садовники мистера Мак-Кормика сделали большой вклад в местное садоводство и оказывали поддержку ежегодной городской выставке цветов. Некролог выглядел так, будто миссис Мак-Кормик, которой теперь исполнилось семьдесят два года, пыталась оправдать колоссальные средства и усилия, вложенные в заведомо проигранное дело.