К вопросу о миражах - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Куликов cтр.№ 20

— Федор Ильич, а куда они могли уйти, тем более такие обескровленные, как далеко от Стрешнева? — спросил Волк.

— Да ушли-то, может, недалеко, там уже наша регулярная армия наступала, деваться было особенно некуда, — ответил Масе-вич.

— Значит, — предположил Женя, — обозы прятали либо где-то в самом Стрешневе, либо рядом.

— А по-другому и никак, — согласился Масевич. — А почему вдруг вы сейчас этим заинтересовались, было разве что-то ценное в обозах? Выходит, не простой это был бой?

— Да всякое добро, — сказал неуверенно Женя.

— Отнятое у жителей близлежащих сел, — моментально подоспел на выручку Димыч.

Старик успокоился и не стал докапываться до истинных причин разговора:

— Ну, понимаю, нелюди они, — задумчиво подытожил он.

— Федор Ильич, а вам ничего не говорит имя Стефана Войтовича? — вернулся к разговору Волк.

Масевич немного помолчал:

— Это страшный человек, сколько хороших ребят пострелял, но среди убитых его не было, видать, ушел с обозом. У них у всех была татуировка «Верт», видимо, думали про себя, что вечные и будет им при фашистах почет, но все вон как повернулось, теперь они меченые. Да, у Войтовича еще шрам такой должен был на лбу остаться, метка — ни с кем не перепутаешь. Ее оставил ему, гаду, один добрый хлопец. У полицаев этих был еще начальник Гришка Корбут, бывший киномеханик из Гродно, вот кто был пострашнее всех в зондеркоманде, на расстрелы лично сам вызывался, словно для него это нормальное дело было. Ничем не гнушался, выслуживался перед немцами.

— А вы, Федор Ильич, случайно не встречали никого из этой зондеркоманды после войны? — наугад спросил Кудрин.

— Знаете, несколько недель назад моя свояченица из Стрешнева вроде как видела в селе Пашку Дольникова, прислужника Корбута, но, может, обозналась, ведь времени много прошло, — ответил Масевич.

— А что вы скажете про Дольникова? — без лишних разговоров, беря быка за рога, спросил Кудрин, словно только что они говорили не о Войтовиче с Корбутом, а о Дольникове.

— Да он был никакой, как наши говорили, в расстрелах не участвовал, все прятался, вроде бы совестливый был, но там кто его знает, — ответил Масевич.

— Нам бы вашу свояченицу увидеть, — попросил Кудрин.

— Так это легко можно сделать, она так по-прежнему в Стрешневе и живет, в последнем доме у леса, Анна Егоровна Сбит-нева. Скажите ей, что вы от меня, привет передайте, она и расскажет, что знает, — сказал Масевич.

К этому времени разговора стало заметно, что напиток и усталость взяли свое, и Федор Ильич стал клевать носом — засыпать. Пора было прощаться. Поблагодарив его и пожелав всего хорошего, Волк с Кудриным, не теряя времени, направились в Стрешнево. Им казалось, что информация сама плывет в руки, вот-вот, и случайно образовавшаяся свояченица наведет их на что-то важное, ключевое во всем деле. Эта волна успеха заставила их торопиться. В Стрешнево они приехали уже к вечеру, местные товарищи пригласили их на ужин, но, зная белорусское гостеприимство и чем оно может закончиться, оперативники поехали за удачей к свояченице Масевича.

Встретила их довольно пожилая женщина, услышав про привет от Федора Ильича, она обрадовалась, захлопотала и радушно пригласила ребят в дом, в чистую большую комнату, указала на лавку под образами. Как смогли, Женя с Дим Димычем объяснили цель своего приезда и сразу приступили к расспросам о Дольникове.

Анна Егоровна оказалась женщиной словоохотливой, долго рассказывала про жизнь селян в оккупации, пока, наконец, не дошла до встречи с Дольниковым.

— Был Павел тут, и через много лет его узнала. Смотрю, идет к лесопилке, это несколько недель назад как раз. Наша лесопилка старая, работала и до войны, и во время нее, и после недолго. Дольников там работал в довоенное время. Мне показалось, что он узнал меня и даже улыбнулся. Ну, и пошел своей дорогой, а больше я его и не видела.

— Анна Егоровна, а далеко ли эта лесопилка? — спросил Волк.

— Да нет, в двух километрах от деревни, если ехать прямо по дороге, в нее и упретесь, — объяснила Анна Егоровна.

— Скажите, а еще кто-нибудь теперь из жителей села есть, кто жил при немцах в оккупации? — спросил Кудрин.

— Вы знаете, — тихо сказала Анна Егоровна, — через два дома от меня живет бабка Шура, ее все называют колдуньей, и лет ей под девяносто. Она ни с кем не дружит, ни к кому не ходит, затворница, одним словом. Всю жизнь прожила старой девой — одна, ни мужа, ни детей. В прошлом году у нее коза убежала, и это для нее было трагедией. Она тогда ко мне и обратилась за помощью; нашла тогда я ее козу в лесу, уж как она меня благодарила. Скажите ей, что это я вас послала, может, она и расскажет что-нибудь, что вас интересует. В 1944 году, когда наши наступали, она выхаживала какого-то раненого мужика. Поговаривали люди, что тот мужик не наш, не советский, а вроде бы как полицай. Но точно не могу сказать, да и она ничего не говорила никому. Зайдите к ней, может, и разговорите ее, но поначалу наколите дрова — она будет счастлива.

День хоть и заканчивался, и ребята валились с ног от усталости, информация поступала так легко, цель поездки, казалось, оправдается одним днем. Ради этого Дим Димыч и Женя готовы были колоть дрова хоть в ночи.

От Анны Егоровны ребята сразу пошли к бабке Шуре.

Покосившийся в сторону и почерневший от времени дом бабы Шуры производил грустное впечатление: под фундаментом виднелись короткие столбы, на которых он стоял, забор был наполовину разрушен, а одиноко стоявшие прутья с торчавшей на них проволокой напоминали часовых, охранявших эту избушку на курьих ножках.

Дверь им открыла старая женщина, одетая в стеганую телогрейку, и на голове ее красовался выцветший от времени пуховый платок. Удивительно контрастные были соседки. Яркая, словоохотливая, можно даже сказать, болтливая свояченица Масевича, тетка, как смачно говорят о таких в деревне, которой до всего есть дело, за словом в карман не полезет. Бабка Шура, наоборот, была замкнута, вещь в себе. Возможно, когда-то она была красавицей, какая-то тайна сохранялась в ней даже в глубокой старости: высокая, прямая, несмотря на возраст, поджарая, напоминала старуху-графиню из «Бронзовой птицы». Хозяйкой замка она, конечно, не была, но весь ее облик выдавал хуторянку, сильную, жилистую, привыкшую к жизни на отшибе, ближе к лесу, во всем полагавшуюся на себя и не ждущую добра от соседей и случайных незваных гостей.

Поначалу разговор не клеился, но словечко о том, что они от спасительницы козы, от Анны Егоровны, сделало свое дело. Строгая бабка размякла и пригласила гостей в хату на чашку чая, мягко шаркая валенками.

— А зачем вам надо, милки, ворошить старое, сколько времени прошло? — спросила бабка Шура, не совсем поняв, чего от нее хотят неожиданные гости.

Женя, наученный опытом разговора с Федором Ильичом, на этот раз уже придерживался простой версии. Он объяснил женщине, что они разыскивают полицаев, служивших у фашистов, которые везли награбленное у простых людей на двух подводах и которые здесь где-то останавливались.